И тут Гаруда совершил свою единственную, но роковую ошибку. Не отпуская захвата, он приподнялся и приблизил к морде ирбиски свою голову, желая взглянуть в глаза издыхающему врагу и передать взглядом свое торжество: «узнаешь меня? Ты убила мою жену и двух орлят, теперь они отомщены, и будь ты проклята»! Увы, это желание, заставить врага понять в свои последние секунды, что над ним свершилась праведная месть, стоило ему жизни: ирбиска из последних сил извернулась и захлопнула мощные челюсти на непрочной шее орла. Последнее что увидел Гаруда в своей орлиной жизни, были глаза ирбиски, пылающие лютой ненавистью и торжеством. Тут восприятие Гаруды – перед тем как окончательно угаснуть вновь трансформировалось, и он увидел, что это вовсе не глаза дикой кошки, это человечьи глаза с круглыми зрачками. Он хорошо знал этот взгляд, он видел его не так давно… но где? В следующий момент орлиное сознание угасло, правда вскоре вернулось, но это было уже сознание человека – то самое, которое на короткое время сменило орлиное сознание, когда Гаруда расправлялся с серной.
Андрей-Рам всплыл над конвульсивно дергающейся птицей и еще не до конца ощущая себя человеком (правильнее – астральным человеком) с удивлением наблюдал за происходящим внизу. А происходило следующее: орел вскоре застыл, но так и не разжал свою хватку, ставшую мертвой толи благодаря последнему сознательному импульсу из угасающего мозга, толи в результате предсмертной судороги. Очевидно и ирбиска исчерпала свои последние жизненные ресурсы и почти сразу после того, как перекусила шею Гаруды, потеряла сознание и вытянулась в последний раз. И тут с ее телом стали происходить такие удивительные метаморфозы, что Андрей-Рам засомневался, видит ли он реальные события, происходившие очень давно в Энрофе, либо это какая-то астральная символика отражения очень похожего на Энроф. Кошачьи пропорции мертвой ирбиски начали изменяться, конечности вытянулись, туловище же, напротив, укоротилось. Не прошло и минуты, как перед Андреем-Рамом лежало тело обнаженной женщины – уже не юной, но еще и не увядшей. Женщина лежала, словно на ложе из собственных иссиня черных волос, достающих почти до пят, и хотя лица ее не было видно, Андрей-Рам сразу узнал это тело, когда-то ему столь желанное и любимое: это было тело его жены и Шакти священнослужительницы Дурги. Рядом с ней, сжимая руками ее горло лежал он сам, а под ними обоими – растерзанное тело служанки Рати. Рам еще не осознал до конца, что произошло (теперь он был уже в гораздо большей степени Рамом, чем Андреем, хоть и осознавал свое отношение к кому-то еще, помимо безвременно умершего кшатрия – искателя тайных знаний), а земной мир уже начал застилаться пока еще прозрачной пеленой. Из обнаженного тела женщины, еще недавно бывшей горной кошкой, начала выпростаться другая, астральная, облаченная в розовые одежды с накинутой на плечи шкурой снежного барса, очень похожая на изображения Кали-воительницы, которые Рам видел каждый день на стене зала для проведения тантрических ритуалов. Правда рук у Дурги, в отличие от десятирукой Кали, было только две.
Сознание Рама-Андрея все больше освобождалось от животного тумана, и самоощущение орла практически уже не вуалировало его мировосприятия. В следующее мгновение он вспомнил, как виделся с Дургой где-то неподалеку, в Гималаях, как после их страстной любви на берегу хрустального ручья (несмотря на чей-то запрет) она превратилась в огромную каменную статую по ноге которой он яростно колотил кулаками, проклиная богов, забравших его любовь и грозился поступить в услужение дьяволу. Вспомнил, как из пустоты возникли две богоподобные жрицы, и слова, произнесенные одной из них: «Забираем у тебя младенца истины и вручаем цветок силы». Хотя, такое ведь вряд ли могло произойти на земле… перед этим что-то случилось! Почему он так плохо помнит, что было перед этим? И как он очутился в этой горной местности. Ко всему он помнит, что сердце его полнилось торжеством, и он превратился в орла и долго летел над горными вершинами, созерцая каких-то седых великанов, величаво дремлющих на усыпанных бриллиантами и сапфирами тронах, словно бы естественным образом вырастающих прямо из недр горных вершин. А потом все резко изменилось – изменилось освещение, небо стало голубым, на нем засияло Солнце, а горные вершины оделись в причудливые шапки облаков. И не существовало уже никаких великанов, он всю свою сознательную жизнь был беркутом Гарудой, его мучил голод и он выискивал какую-нибудь жертву.
