Там была Харриет в своей черной рамке, смотревшая на меня таким взглядом…
На этом юном лице – моем лице! – было написано все, что стоило сказать, а ее взгляд говорил то, что никогда не было произнесено.
Прямо под фотографией Харриет находился маленький подсвечник, и в нем стоял поразительно свежий букетик цветов.
Неожиданно я задрожала.
Мисс Фолторн ласково положила руку мне на плечо.
– Прости, – промолвила она. – Я не подумала. Мне следовало подготовить тебя.
Секунду мы постояли в молчании, как будто мы одни остались в катакомбах, где больше нет живых.
– Ее здесь очень уважают, – добавила мисс Фолторн.
– Ее везде очень уважают, – сказала я, может быть, слишком резко. И почти сразу же осознала, что в моих словах заключалось некоторое сопротивление. И я сама себе удивилась.
– Они все умерли? – спросила я, указывая на портреты, отчасти чтобы сменить тему и отчасти чтобы показать, что не испытываю никаких тяжелых чувств.
– Боже мой, нет, – сказала мисс Фолторн. – Эта стала чемпионкой по плаванию… Эта, Нэнси Северанс, кинозвездой… Может, ты о ней слышала. Это жена премьер-министра… а эта… ну… в своем роде она тоже стала знаменитой.
– Это то, чего я хочу, – заметила я. – Стать знаменитой в своем роде.
Наконец-то я осознала и сформулировала свою цель.
Флавия де Люс. И точка.
– А кто это? – поинтересовалась я, указывая на необыкновенную девушку, загадочно поглядывающую на нас из-под капюшона.
– Миссис Баннерман до сих пор с нами в академии мисс Бодикот, – ответила она. – Ты познакомишься с ней завтра. Она наша преподавательница химии.
Милдред Баннерман! Конечно же! Много лет назад ее обвинили в убийстве «заблудшего мужа» и после сенсационного суда оправдали, что было напечатано во «Всемирных новостях».
Обвинение заявило, что она покрыла ядом лезвие ножа, которым он разрезал рождественскую индейку.
Трюк старый, но действенный: в III веке до Рождества Христова жена персидского царя Дария II Парисатис точно таким же образом отравила свою невестку Статиру.
Намазав ядом только наружную сторону ножа и подав Статире первый кусок, она смогла прикончить свою жертву и при этом угоститься сама без всякого риска для себя или с минимальным риском.
Вот что значит и птичку съесть, и косточкой не подавиться.
Благодаря поразительной удаче и еще более поразительному защитнику Милдред Баннерман избежала виселицы, да еще и явилась суду в образе подлинной жертвы преступления.
Только подумать, через несколько часов я с ней познакомлюсь!
Мы шли по бесконечному лабиринту темных коридоров целую вечность, но наконец мисс Фолторн остановилась и достала ключи.
– Это мои покои, – сказала она, включая свет.
Судя по всему, правила к ней не относились.
– Ты можешь лечь спать на этом диване, – сказала она, указывая мне на черное чудище, обитое стеганой кожей. – Я принесу тебе подушку и одеяло.
С этими словами она ушла, оставив меня посреди гостиной – комнаты, пахнувшей холодным, безмолвным несчастьем.
Чувствую ли я флюиды бывших учениц, наказанных здесь за включение электрического света после комендантского часа?
Я вспомнила слова из «Николаса Никльби», которые нам вслух зачитывала Даффи, слова школьного учителя Уэкфорда Сквирса: «Пусть только какой-нибудь мальчишка скажет слово без разрешения, и я шкуру с него спущу».
Но нет, девочек не били палками, сказала мне Даффи. Для них уготованы намного более изысканные пытки.
