– Пап, а сколько получает Хрущёв?
– Тебе зачем?
– Ну, просто спрашиваю.
– Он на государственном обеспечении.
– А Подгорный?
– Все они такие, – «партия и уряд, сыдят соби и курят». Мы тут хлеб с горохом едим, а они жируют.
– Ты что против советской власти?
– Упаси боже, – себе дороже. Вон Баба Вася сфотографировал, як колхозные машины возят першому секретарю всякий харч, и шо?
– Да знаю я, в дурдом отправили. Первый секретарь за всё заплатил, даже накладные есть, нам историк говорил.
– Они любых накладных целую фуру привезут. Мне с ними не тягаться, моя хата с краю.
– А я пойду в партию и буду за народ.
– Кто ж против? Иди, Янык, глядишь, и мы с мамой возле тебя заживём, на «Победах» и «Волгах» ездить будем, марципаны жрать. Мы жы-ж тоже народ.
– Не Янык, а Иван. Броньке повезло, он в Одессе много зарабатывает, в техникуме учится, папа его невесты в обкоме работает. Блат будет.
– Не в коня корм. Бронислав не из тех, кто за сладкую жизнь поженится. Похерит он всё, помяни моё слово.
– Не может быть. Почему?
– Другой он. Броньке надо в революцию родиться, вот бы накуролесил, сто лет не разгрести. Только бодливой корове, бог рога не даёт.
– А я? Я лучше Броньки?
– Смотря кому. Все мы думаем, что лучше других, однако, другие думают так же, как и мы. Человек предполагает, Бог располагает. Взять цыган – ленивые, хитрые, тупые, вороватые, а живут и живут. При фараонах жили! Где теперь фараоны? Вон цыган Володька Пулькач: круглые сутки пьяный, семерых наплодил, нигде не работает и живёт не хуже нас. Хотя я, и любой другой человек скажет, что мы лучше Пулькача.
– Пап, но ты же лучше, ведь, правда?
– Потому-то мне бог детей не даёт, – Адам сумрачно достал мятую пачку «Шахтёрских», молча раскурил папиросу.
– А мы, а я, пап?
– Ладно, Вань, ты меня меньше слушай, ничтожный я человечишко, болтаю тут всякую ерунду. Пойду маму встречу, а то ей страшно ночью со смены возвращаться. Завтра сходим в раймаг, телевизор купим, нечего тебе по соседям бегать.
– Ура!
Ване очень хотелось жить в достатке, в почёте и уважении. Глядя на родителей, которых очень любил, Ванёк внутренне содрогался. Неужели и ему придётся вот так же кормить свиней, копать огород, ходить каждый день на работу, чтоб получать несчастные гроши? А как иначе, не воровать же? Бронька попробовал… спасибо советской власти, не посадили. Лучше самому сажать, чем от других зависеть. Эх, Бронька!
Хорошо детство со старшим братом за спиной! Бронислав Ванюшку никогда в обиду не давал. Как-то на речке Мишка Фына, у которого отец в тюрьме сидит, выбросил Ванину удочку и весь улов в речку. Просто так, озоруя, чтоб перед своими друзьями выпендриться. Бронька в это время с другими пацанами ушёл в сад Завадских, урожай проверить. Натырили полные пазухи, пришли на берег, а там Ванёк хнычет, а Фына со своими друзьями весело в заводи плещется. Пока выясняли, что к чему, Мишка накупался, сел на бережку в карты перекинуться. Играют, курят, матерятся, всё путём, всё, как всегда. Бронька прихватил булыгу, подошёл к картёжникам. Те – ноль внимания.
– Фына, ты чё брата обидел?
– Пошёл ты, пшек, к ксендзам облатки хавать… – Бронька саданул камнем по Мишкиной башке. Игроки оторопело вскочили и, встав полукругом, заинтересованно ждали развития стычки. У Фыны папироса на губе висит, по морде кровь юшит, зенки побелели от злости. Он достал финак с наборной рукояткой и медленно пошёл на Бронислава. – Ну, сука, щас, бля, прирежу.
