Насладившись солнечным светом, подобно тому как насыщаются им лепестки мака, приобретающие алый цвет от поцелуев солнца, девушка подошла к фортепиано и резко открыла его крышку. После шумного вихря полутонов, промчавшегося над клавишами, раздались возвышенные звуки арии Нормы17, в которой героиня, раскрывая свою ревность, обличает предательство Поллиона.
Усмиряя головокружительную музыку и заставляя ее стать аккомпанементом, девушка начала петь, но с первых нот почувствовала, что исполнять арию, сидя за фортепиано, ей неудобно. Тогда она встала и, сделав несколько шагов, от которых полы ее пеньюара развевались, подобно галльской тунике, вышла в центр комнаты. Вжившись в роль Нормы, она голосом и жестами выразила драму обманутого сердца, которую раньше видела в исполнении Лагранж18.
Гнев преданной женщины, ярость раненой львицы никогда прежде не были выражены более волнующим голосом и более возвышенными жестами, как бы великолепны ни были оперные дивы, ранее исполнявшие арию Нормы. Слова, срывавшиеся с губ Аурелии, были полны силы и гармонии и жалили, подобно змее, особенно если девушка сопровождала их внезапным взмахом нежной руки, тем самым выражая крайнее негодование.
Даже дона Фирмина, прекрасно знавшая, насколько неординарен характер Аурелии, тогда смотрела на нее с удивлением, подозревая, что в жизни девушки произошло нечто очень необычное и важное, чем объяснялись как задумчивость Аурелии, так и порыв чувств, овладевший ею.
С той же стремительностью, с какой прежде она встала с кушетки, Аурелия подбежала к доне Фирмине и схватила ее за запястье, словно представляя, что перед ней Поллион. Так сцена внезапно приобрела комический оттенок и закончилась смехом Аурелии и ее компаньонки.
Наступило время завтрака. Девушка и ее компаньонка разместились за столом. Благодаря своей природе и воспитанию Аурелия была умеренна в еде. Это, впрочем, не означает, что она относилась к числу девушек, которые напоминают бабочек, питающихся цветочным нектаром, и считают приемы пищи чем-то недостаточно утонченным и слишком приземленным.
Напротив, Аурелия понимала, что хорошее питание необходимо для красоты и что без него здоровый румянец ее щек исчезнет, а губы лишатся улыбки, подобно тому как увядают нежные лепестки роз. Поэтому за едой девушка не смущалась; она полагала, и не без основания, что во время трапезы ее белые зубы, подобные жемчужинам, не теряют блеска, а губы не утрачивают приятного цвета, когда она подносит к ним дольку фрукта.
Однако на этот раз Аурелия не соблюдала привычной умеренности; хотя она не любила острого и только иногда выпивала несколько капель ликера, теперь она решила попробовать все специи и приправы, какие только были в доме, и завершила трапезу бокалом хереса.
Дона Фирмина, сама не забывая позавтракать, наблюдала за девушкой и все больше убеждалась в том, что в жизни Аурелии произошло некое значимое событие, которое лишило ее свойственного ей спокойствия. Дона Фирмина считала, что это было одно из тех событий, которые оказывают сильное воздействие на любую восемнадцатилетнюю девушку, особенно если она предоставлена самой себе. Вдова не сомневалась, что гордая Аурелия влюбилась, и ей не терпелось узнать имя счастливца, завоевавшего сердце королевы высшего света, столь же обожаемой, сколь холодной и безразличной к своим поклонникам.
