Септет расстроенных душ - страница 31

Если вы согласны, напишите, когда сможете приехать к нам. Пришел Росс, сейчас прицепит к моему письму фотографию одной из наших улиц. Говорит, моя писанина не способна вдохновить даже табуретку.

Я отвечу вам завтра в это же самое время, Ребекка! Снова надеюсь, что вы не скажете «нет».

С уважением и пожеланиями вкусного чаепития,

Софи Девис»

А ниже действительно прикреплен снимок. И одного взгляда на него достаточно, чтобы я перенеслась в мир сериала «Аббатство Даунтон» или на страницы романов Джейн Остин.

Симпатичные двухэтажные коттеджи с белыми стенами и покатыми бурыми крышами выстроились рядком вдоль мощеной дороги, на которой остановился огромный сенбернар. Он смотрит на серого кота, застывшего на крыльце против него. К узкому балкончику верхнего этажа прицеплены большие кашпо, с которых гроздьями свисают разноцветные петунии. Я вижу старинную железную вывеску с изображением рыбы, чуть дальше – круглую деревянную с названием какого-то паба. А на заднем фоне снимка – зеленый склон, на котором пасутся несколько лошадей. Ни одной машины, кричащей рекламы или паутины проводов, которые делят городское небо на куски. Сказочное спокойствие и оглушительная тишина.

– Бекки? – зовет меня Вэйлон. Он оторвался от своего чертежа и уже несколько минут сверлит меня глазами. Я чувствовала на себе его внимательный взгляд все то время, что читала письмо от Софи. Вэй перекатывает между пальцами карандаш, и я вопросительно мычу ему в ответ.

– Ты улыбаешься, – констатирует он.

– Да, Вэй, кажется, я нашла место, куда перееду на ближайшие пару месяцев, – я впервые озвучиваю это решение вслух. И, черт возьми, оно уже придает мне сил. Знакомая тоска нервно оглядывается: я вот-вот ее обгоню.

– Хорошо, – говорит Вэйлон, откладывая карандаш, – и куда же?

Я внимательно изучаю его безупречное гладко выбритое лицо, которое не примеряет на себя ни одной эмоции. Черная прядь упала на бровь, а глаза настороженно сузились. Изучаю дальше: указательный палец катает по столу карандаш: вперед-назад, вперед-назад. Чем дольше я смотрю, тем ожесточеннее совершается это действие. Вэй волнуется.

– Не могу сказать. Пока не могу. Хочу хотя бы месяц пожить совершенно одна, чтобы… – кусаю губу, подбирая слова, – чтобы воспоминания о Дереке поутихли у меня в голове. Вы все связаны с ним, и я…

– Две недели, – перебивает меня Вэй.

– Что? – я не сразу понимаю.

– Можешь не говорить ничего две недели. – Поясняет он, и я расслабляюсь: если уж Вэйлон одобрил мою затею, значит, одобрят и остальные.

Так и происходит. Я боюсь за Лотти, но она так рьяно убеждает меня поехать, что я уступаю и в тот же вечер пишу Софи, что приеду в конце следующей недели, а она, как обещала, отвечает мне на следующий день.

– Чем больше ты беспокоишься обо мне, тем слабее я себя чувствую! – ворчит Лотти, распластавшись на моей кровати, пока я роюсь под ней в поисках чемодана. – Мы не всю жизнь будем жить под одной крышей. Ты уж прости меня, милая, но я хочу состариться в одном доме с любимым, а не с тобой.

От смеха я дергаюсь и стукаюсь затылком о деревянный каркас. Потирая ушибленную голову, забираюсь на кровать и устраиваюсь рядом с хихикающей Лотти. Она тут же впивается в меня своими васильковыми глазами.

– Ты уезжаешь одна в неизвестном направлении, а я остаюсь в уютной Фицровии под охраной всех наших четверых рыцарей. Это мне нужно волноваться, никак не тебе! – замечает она, легко толкая меня ногой в синем махровом носке. А потом садится на кровати, поправляет рукава все той же клетчатой рубахи Рэна и закручивает рассыпавшиеся волны каштановых волос обратно в пучок на макушке.