Вот она, истина познания, силы духа!
Ты, и стихия!
И больше никого!
Порой необходимо побыть наедине с самим собой, чтобы тебе никто не мешал. Может, я неправ, но не всегда надо кого-то пускать в свой внутренний мир. Поэтому, так часто и уезжаю в Питер, побродить по любимым улочкам и набережным, где мне никто и никогда не сможет помешать уединиться. Побыть одному, как тогда, осенью…
Андрей стоял в тамбуре скорого поезда, и курил. Позади было жаркое лето и изнуряющая работа над детективным романом, который, слава Богу, удалось вовремя сдать в редакцию и на полученный гонорар уехать в Северную Пальмиру, отдохнуть и расслабиться. Потом была ещё зима, редакционные командировки, и к весне его снова потянуло в Питер. Он снова задумался под этот монотонный стук вагонных колёс, и его застывший взгляд автоматически фиксировал странные похождения заблудившейся мухи поперёк оконного стекла. А там, за стеклом, вдали мелькали, словно призраки в ночи, фонари…
Апрель был на подходе. Это уже чувствовалось. Повеяло теплом. Даже солнце иногда отдавало свои лучи этому холодному и застывшему, словно сфинкс, городу на берегах коварной Невы. И всё-таки, ещё стоял март, а Нева была, как всегда, бурная, колючая и неугомонная. Она не могла очень долго терпеть на своих широких плечах этот крепкий лёд, который так мешал ей жить и чувствовать свою силу. Поэтому большие и маленькие льдины толпились, и перебивали друг друга, словно спешили кому-то рассказать что-то очень интересное и совершенно необычное…
Андрей брёл вдоль Зимнего дворца, подняв воротник тёплой куртки, укутавшись в шерстяной шарф, который был обмотан вокруг шеи. Ему совершенно не хотелось мёрзнуть, но это было против его воли, и он всё равно мёрз, и абсолютно ничего не мог с этим поделать. Хотя бы солнышко выглянуло из этого серого и такого тяжёлого неба. От этой серости на душе было тоскливо и противно. Но в тоже время, что-то удерживало его на улице, словно что-то совсем необычное ждало его впереди. Он любил Питер, довольно часто сюда приезжал, просто так, на пару выходных, погулять, отдохнуть, надышаться этим воздухом, побродить по любимым каналам и набережным.
Вот и сейчас, впервые, он приехал весной, и погода совершенно не была ему помехой, да и как она могла хоть что-то изменить в его такой необычной жизни. Жизни человека философского склада характера. Любящего всегда самому себе, задавать такие вопросы, на которые и не сразу найдёшь нужные ответы. Так думал он, бредя вдоль по набережной. Ещё раз, взглянув на шпиль Петропавловской крепости, Андрей обернулся, оценил положение на дороге – машин рядом не было, спокойно перешёл улицу, и вошёл под арку Зимней канавки.
Медленно, ударяясь о гранитные берега, проплывали одинокие льдины. Вода была тёмная, жгуче-холодная: это чувствовалось на расстоянии, так тянуло сыростью от неё. Руки в перчатках были засунуты глубоко в карманы куртки, чтобы не зябли. Пройдя ещё несколько шагов, Андрей увидел то, чего увидеть не смог бы нигде, и никогда, и что самое главное, даже за очень большие деньги: если только, может быть, в кино!
Картина была жуткая по своей простоте исполнения. Андрей остановился у парапета, и выпрямился, словно, не веря в то, что видел перед собой. А ведь действительно, поверить в это было сложно.
…На льдине, скользящей по мутной воде вдоль Зимней канавки, с палкой в руках стоял мужик и курил! Кино, да и только! Льдина медленно пробиралась вперёд, и через некоторое время должна была оказаться в раздуваемой ветрами Неве.
