Райнхард самодовольно улыбнулся. Лучшей развязки для себя он и придумать не мог. Через несколько мгновений несчастный уступит смерти, и он будет свободен. Альх даже подумывал вернуться в Сард, где, несмотря на обиду, его ждет Катара. А после – направиться на восток, к морю Грез. Или свернуть на север и выйти к долине тысячи рек… В общем, не важно, куда направлять коня и как долго. Главное – что этот выбор будет его личным.
Близость свободы так воодушевила, что стихийник, скрестив руки на груди и опираясь о стену, стал ждать. И дождался бы, если бы его блуждающий по маленькой каморке взгляд не зацепился за осиротевшие белые туфельки, украшенные жемчужными бусинами, за тонкую батистовую сорочку, небрежно перекинутую через спинку дубового стула, за шёлковые ленты и костяной гребень с мелкими желтыми цветочками притаившиеся на узком подоконнике за легкой занавеской.
Воображение тут же подкинуло Райнхарду незнакомку, чьи волосы пахли вереском и медом. И отчетливо нарисовало, как этот гребень украшает пшеничные пряди. Почему именно пшеничные, он не знал, но ему хотелось верить, что они оттенка предрассветного солнца, как у большинства альвов.
Мужчина внутренне напрягся и тряхнул головой. Что за бред? Понимая, что это проклятая руна водит его за нос и заставляет усомниться в принятом решении, стихийник несколько секунд спорил со своими внутренними демонами, пытаясь убедить себя, что ему плевать на девчонку что здесь жила и на сумасшедшего. Но в какой-то момент выругался, преодолел расстояние до тела, что почти перестало трепыхаться, и, резанув по удавке, аккуратно опустил мужчину на пол.
– Бездна, и почему я не приехал позже?! Эй, а ну, давай, дыши! – Стихийник послал незнакомцу в легкие небольшую порцию воздуха и хлопнул по лицу: – Еще не время умирать!
Мужчина застонал и открыл помутневшие серые глаза. Не фокусируясь на пришельце, с надеждой протянул:
– Эйлин, девочка моя… это ты?
– Нет, старый дурак, это я! – И, не дожидаясь, когда тот окончательно придет в себя, хлопнул еще раз.
Хозяин дома быстро-быстро заморгал и, наконец, смог осмысленно взглянуть на угрюмого и пугающего чужака.
– Стой! Хватит.
– Жить будешь?
– Буду, – болезненно протянул мужчина, хватаясь за горло.
Райнхард сунул в руки несчастного вазу с пожухлыми ромашками:
– Пей! И как тебя называть?
– Брунс… Брунс-отшельник, – жадно глотая подтухшую воду, прокаркал мужик.
– Хорошо, Брунс отшельник, – усмехнулся альх, не скрывая, что заинтересовался выбившимся из-под чужого ворота медальоном, на котором были изображены меч и пламя – отличительный знак троготов. – Ты законник?
– Нет! – прохрипел мужчина.
– Тогда как ты его получил? Украл? – Альх пальцем подцепил медальон и скривился.
– Лучше украсть, чем чувствовать непомерную тяжесть от того, что он всю жизнь висит на моей шее!
– А это уже интереснее. – Несмотря на съедающее любопытство, альх не стал ковыряться в чужом прошлом и резче, чем хотелось, сказал: – Я не буду спрашивать, зачем ты хотел умереть. Меня интересует, что здесь произошло? Только без лишних драм: у меня не так много времени, чтобы слушать твои причитания.
Брунс оказался понятливым и коротко кивнул:
– Третьего дня от новой луны пришел в наш дом Григар, племянник наместника Альноса. Ну, как пришел – приковылял, оставляя за собой кровавые лужи и умоляя о помощи. Оказалось, что, несмотря на запрет, он решил поохотиться в здешних лесах в брачный сезон секачей. А все знают: весной в лес лучше не соваться, кабаны особенно свирепы. Но этому идиоту, видать, не объяснили. Так вот, горе-охотник, конечно же, никого не подстрелил, зато подставился сам и кабан разорвал ему ногу. Парень так бы и сдох – слишком много крови вылилось, но наткнулся на наше жилище. – Брунс горестно сглотнул. – Я не хотел его пускать, чувствовал, что беду приведет, но моя дочь настояла, чтобы мы ему помогли. Как я мог отказать, когда она у меня… она…
