Сестра уже скрылась под высокими сводами, а я замерла на пороге, борясь с неприязнью.
В жаровнях давно не разжигали огонь, и из храма тянуло затхлой сыростью. Величественные фигуры Ольма и Саит высились до потолка, их кожистые крылья смыкались высоко над головой, образуя часть купола. Сквозь вторую его половину – из разноцветного стекла – проникал свет, отбрасывая пестрые отблески на потрескавшийся каменный пол.
Иданн считала, что боги никогда не бросали нас, что они бы не ушли по своей воле.
– Они ослаблены и потеряны. И они ждут нашей помощи, как ждет ее Эрия, – постоянно твердила сестра.
Но я никогда не верила в богов. Ни в Саит, что приходит за душами мертвых, ни в Эсмеру, что дремлет в Ксаафанийских болотах, ни в Эрию и уж тем более в Ольма. Легенды описывали его как сумасбродного и непостоянного владыку – балагура и проказника, благословлявшего лишь тех, кто не боялся бросить ему вызов или сумел развеселить. Говорят, что у Ольма было большое сердце, но оно было полностью отдано Эрии. А его дети не удостоились даже малых крох этой любви.
И в такого бога Иданн предлагала мне верить?
Сестра опустилась на колени, коснувшись лбом большого пальца Ольма, а я как можно громче фыркнула. Стены пустого храма подхватили мое недовольство и эхом разнесли его по углам, но Иданн не отреагировала.
Я уже собиралась уйти, но…
Сердце пропустило глухой удар, а следом за этим воздух над городом сотрясся от чудовищного взрыва. Черный столб дыма взметнулся к небу с того места, где прежде стоял императорский дворец, и заслонил солнце.
В мгновение ока этот дым, словно выпущенная на волю бездна, окутал Джарэм. Густое вязкое облако стремительно растекалось по улицам, наползало на крыши домов, будто слизняк на камни. В его непроглядном мраке грохотал дробящийся в пыль кирпич, ломались и трещали, как кости, деревянные стропила, кричали от боли люди, но их голоса обрывались в булькающем стоне. Я не могла оторвать глаз от клубящейся массы, приближающейся к храму. Перед ней, спасаясь, бежали люди, но опередить Тьму смогли лишь пыль и едкий запах крови.
Я попятилась.
За спиной раздался удар – черный туман врезался в стену, сотряс, казалось, нерушимое здание, налип на стеклянный купол, и под его весом мозаика треснула и посыпалась на пол градом стекла.
– Иданн! – взвизгнула я.
Ответом мне был отчаянный предсмертный крик:
– Алесса!
– Алесса, – вновь раздался голос. Тише и настороженнее.
Грохот и крики резко оборвались.
Я изумленно моргнула.
Черный дым растаял в предрассветном мареве. Теперь он казался лишь ночным кошмаром, который Джарэм, однако, уже не сумеет забыть поутру: там, где однажды ядовитые языки Тьмы коснулись улиц, разверзлись глубокие котловины, в низинах плавал молочно-сизый туман, а вокруг площади щербатыми клыками скалились остовы разрушенных зданий. Храм тоже не выдержал напора Тьмы и времени: в стенах зияли огромные дыры, потолок обрушился, двери давно сгнили, а темнеющий проем напоминал распахнутый в крике рот. Оттуда доносился заунывный вой сквозняка, гуляющего среди камней, покрытых слоем земли и заросших бурьяном. Лежащая у входа голова Ольма скорбно взирала на меня из-под полуприкрытых каменных век.
– Алесса, – вновь позвал Шейн.
Он замер на нижней ступеньке храма, встревоженно всматриваясь в мое лицо.
– Не понимаю… – тихо пролепетала я.
Последнее, что всплывало в памяти: Шейн разбудил меня на ночное дежурство, я сидела у костра, подбрасывая хворост в норовившее погаснуть пламя. А потом…
