Я хотела съязвить, что мол, да, чего непонятного? Джоанна за Фродо, я вместо Сэма, на горизонте Мордор, но застывшая как статуя девчонка и угрюмая складка меж бровей Веласко отбили желание валять дурака.
- Все идет слишком хорошо, - запрыгнув на коня, сказал егерь и тронул жеребца коленями. – Так не бывает.
Расчехленный арбалет за его спиной зловеще блестел.
* * *
Я притихла, внимательно глядя по сторонам. Заброшенная, заросшая тропа, ведущая из ложбины, петляла вокруг старого бурелома и валежника, вытянутые вниз и в стороны, как костлявые руки, ветки ясеней заставляли то и дело наклоняться к седлу. Острый самшит царапал лошадиные ноги. Эстрелла Джоанны и огромный Труэно Веласко недовольно храпели, высоко поднимали копыта, но это не спасало ни от колючих листьев, ни от мелких порезов. Никогда бы не подумала, что такая чаща может быть под боком у города.
А в паре сотен метров от нас шумел тракт. Ржали кони, ругались люди, громко скрипели колеса, со щелчками, похожими на пистолетные выстрелы, взлетали кнуты. В редкие просветы было видно тканевые фургоны и телеги, медленно ползущие на восток, этакая средневековая пробка. Дважды, разгоняя крестьян и торговцев плетьми, проносились дворяне – я успевала заметить яркие одежды и блестящее на солнце оружие. А мы почему так не делаем? Эй, Джоанна! Будь другом, спроси, а?
Ответ Веласко был коротким и емким:
- Зарезать могут.
Да кто? Сам дядя Фернандо? А вон патруль проехал!
- Это не патруль, - тихо сказала Джоанна. – Это наемники.
Откуда ты знаешь?
- По эмблеме вижу.
Блин…
Мы продирались сквозь заброшенную лесничими чащу вдоль дороги до темноты. Как я поняла, горный массив, который мы счастливо преодолели за месяц, находится в самом центре королевства, и нормальные люди едут из Альмарии и прочих герцогств либо в объезд вдоль побережья, либо через удобные перевалы, что тоже практически дуга. Мы же, благодаря Веласко, двигались по прямой и спустились в королевский лес, один из тех, в которых олени, кабаны, охота, ловчие дуют в рога и прочая романтика – могла бы быть, если б не засуха. Зверье разбежалось, тропы забросили, и краем уха я услышала, как Веласко бормочет «Не приведи Истинный, полыхнет». Да уж, не приведи…
Наверное, еще и поэтому последнюю ночь мы спали без огня – зато с огнями на горизонте. Спали, правда, громко сказано: Джоанна вертелась, Веласко хватался за кинжал, стоило голосам у дороги приблизиться хоть на десять метров. Кони тоже дергались, и массивный Труэно производил столько же шума в сухих зарослях, сколько средних размеров бегемот.
К счастью, ничто не вечно под луной – и даже под лунами; к обеду следующего дня лес кончился. Мы выехали к когда-то широкой и бурной, а теперь воробью по колено реке; на другом ее берегу начинались городские предместья. Сотни домов и домишек взбирались вверх по крутому обрыву уступами, будто фавелы – крошечные внутри, цветные снаружи. У тех, кто чуть богаче, красные, из обломков кирпича и камня, у прочих всех оттенков глины и дерева. Контрастно-страшными в сравнении с радужными кварталами выглядели пятна пожарищ. Одно, два, три, семь… Кое-где они еще дымились, и жирный чад, спиралью уходящий в небо, казался особенно черным на фоне белой крепостной стены.
Очень белой и очень высокой, это было ясно даже издали; ее зубцы поднимались еще на полметра, в промежутках между ними что-то блестело.
