Сердце Грозы - страница 7

- Существует предсказание, что призванный чужак уничтожит мир. Поэтому. – И замолчала, позволяя мне додумать остальное.

А подумать было о чем.

Если принять за аксиому, что я не сумасшедшая, не в коме или под приходом, что я действительно попала в другой мир, в чужое тело, то просится вывод: я не в мозгах, я в заднице.

В полной.

И как-то сразу стало ясно, почему Веласко смотрит волком, а Гильермо не постеснялся устроить герцогине допрос – он проверял, Джоанна все еще ли это… Или нет. Или кто-то другой в ее теле.

Предположим, я.

Значит, чужак способен вытеснить хозяина, да, Джоанна? Чем-то вроде давешней истерики? Как бы сказал мой терапевт, неразрешенным внутренним конфликтом, провоцирующим психосоматику? – Я всего лишь на мгновение представила себя Джоанной, но руки у девчонки затряслись так, что заржала лошадь – железный трензель больно впился в губы. И сразу же обернулся Веласко.

- Донья?..

Успокой его, истеричка, иначе он пристрелит нас еще до жаркой встречи с Торквемадой, - прошипела я, увидев взведенный арбалет.

- С кем? – жалко прошептала Джоанна, ослабив поводья.

С великим инквизитором. Или кто у вас жжет двоедушников?

- Король.

А, ну отлично. И мы едем ко двору просить его защиты? Ты нормальная вообще или в дедушку? Он-то явно умным был, раз пошел на запрещенный ритуал…

Только что готовая заплакать, Джоанна оскорблено шмыгнула носом и вздернула подбородок. Детский сад, ей-Богу. Только в этом садике читают страшные сказки.

Судя по одежде, замку, именам, конной тяге и оружию, здесь царит махровое средневековье, близкое к испанскому – с фанатиками, своеобразной охотой на ведьм и гребаным феодализмом. Вассал моего вассала и как-там-дальше. И с этой точки зрения хорошо, что мне досталась герцогиня. Герцогиням всяко лучше, чем крестьянкам. А вот с другой стороны…

Герцогиня. Наследница провинции. Она все время будет на виду, шаг вправо, шаг влево, капелька пены у рта – и Его Королевское Величество не преминет поинтересоваться обстоятельствами смерти деда. И кто гарантирует, что Веласко нас не сдаст?

Значит, что?

Значит, мне придется жить – существовать – в этой соплячке, из-за которой я уже погибла в своем мире? Тихо, смирно, ничем не выдавая себя, так? – скрипнули зубы, и унявшаяся было злость разгорелась с новой силой, выворачивая мелкие суставы чужих пальцев. Зажмурившись от боли, Джоанна расплакалась. Горько-соленые капли потекли по щекам, впиталась в колючую душную тряпку, закрывавшую лицо.

Сними! – рявкнула я.

Дрожащая девчонка торопливо опустила ткань, и я, пытаясь успокоиться, глубоко вдохнула свежий пока еще прохладный воздух. Позже станет невыносимо жарко, поднимется густая пыль, а кожа на запястьях всего за пару дней превратится из болезненно-серой в коричневую – загар к Джоанне лип, будто мы на Майорке. Позже я буду рассматривать другие деревья и скалы, выгоревшую землю, странненьких птиц – одни походили на земных, другие, к счастью, редкие, на черт знает что, взбегающее вверх по вертикальным стволам. Позже буду думать, как мне приспособиться к этому миру, а пока… Пока единственное, что я могла, это беситься и удерживать в сознании Джоанну, слишком остро реагирующую на каждую вспышку гнева.

…и не привлекать внимания Веласко.

Слуга, телохранитель, конюх, повар, проводник, маньяк с арбалетом, он гнал по бездорожью как Б-г на душу положит, то заставляя нас продираться сквозь чащу, то, спотыкаясь, карабкаться в горы, то петлять по каньонам. Пихты и оливковые рощи побережья сменялись буковым лесом, похожим на темный зал с сумрачно-зелеными сводами. Гладкие стволы без единой ветки – колонны, преющие травы – ковер, заглушающий топот копыт. Воздух под кронами затхлый, тяжелый, и редкие просветы радовали ветром и волей. Впрочем, недолго. Стоило нам выехать на солнце, и я начинала дымиться: палило как в тех видео с ютуба, где на капотах жарят яичницу. Может быть, даже сильнее – бесплодная земля многие на мили превратилась в камень и пыль, глубокие трещины в ней походили на разинутые рты, тщетно ждущие воду. Я сама была с таким же ртом - обветренным, забывшим, что такое влага. Листья на редких дубах и березах вокруг пожелтели, скукожились, срываясь от легких прикосновений. Дрова для костра не приходилось даже искать – достаточно было сломать пару веток. Иссохший кустарник подлеска шуршал на горячем ветру, как балетные пачки.