Обращение милая моя резануло слух и болью откликнулось в сердце. Даже вздрагиваю от ощущения, что рядом снова Арсений Петрович. Скольким с этой вот присказкой он испортил жизнь?
«Мир другой, а грязь все та же. Все же я на верном пути», – выкидываю из своего сердца сострадание, а с ней и боль. С помощью них ничего не решить.
Судья не просто так стал таким разговорчивым. Сок Роши подействовал именно в тот миг, когда, судья позвал стражу. Пришлось быстро внушать, что из-за того, что коварная сестрица освободила рабынь и уничтожила купчие, я пришла писать прошение о выдаче мне новых. Прошение, под неусыпным оком стражи, я действительно написала. После попросила-приказала судье провести меня в святая святых и рассказать, как всё устроено. За одно и истории своих рабов хотелось услышать, так как предпочитаю знать с кем придётся иметь дело.
Ну а теперь со спокойным сердцем, можно внушать остальное.
Для верности капаю судье на ладонь несколько волшебных капель и прошу слизать.
– Хороший мальчик, – хвалю его за послушание, – а теперь забудь о том, что Агвид и Олав стали рабами. О своей коварности тоже забудь. Ты честный судья, запомни это.
– Не помню, чтобы нам на лекциях, рассказывали о таком способе опаивания, – всю дорогу от здания к зданию сокрушался Скрем, – не смешивая, в чистом виде. Без отдушек. А чтобы, получив четырёх рабов, оставить судью в должниках?
– Учись, – бросаю мужчине и останавливаюсь у дверей моей недавней крепости, которая по совместительству оказалась, местной библиотекой. Огромная вывеска явственно обозначала это.
Судя по количеству, а вернее по отсутствию посетителей и в этом мире библиотеки не жалуют. Что же, мне её тишина только на руку, есть время все обдумать и обсудить. Некий план у меня уже есть, осталось узнать детали.
– Растус, – окрикиваю задумавшегося мужчину, – какие обстоятельства в деле Олава судья просил вас скрыть?
– Смерть в результате несчастного случая.
– Расскажи.
– Олав с друзьями решили устроить огненное шоу. На одной из репетиций что-то пошло не так и над несколькими огненными шарами ребята потеряли управление. Один шар ценой жизни перехватил друг Олава, а второй попал в стоящую неподалёку девушку. Почему шары были боевые никто объяснить не смог. Клялись, что выпускали простые.
– Сколько было участников?
– Пятеро.
– Осудили всех?
– Нет, на пострадавших был только след Олава, судье большего и не надо было, велел больше не копаться, опытом своим хвастал, а так как это наше, после повышения, первое дело мы и послушали. Не подумали, что закон один для всех. Убил – тридцать лет рабства. Думали, дадут парню откупиться, не бедняк всё же.
– Всё с вами ясно, – фыркнув, отворачиваюсь от мужчин, – Надеюсь впредь вам наукой будет. Год, не тридцать лет. А теперь свободны.
– Что? – опешили мужчины, – Как свободны?
Скрем даже свои наручи проверил.
– А то. Вы сегодня мне больше не нужны.
Берусь за ручку двери, собираясь уйти, но останавливают новые вопросы.
– И куда мы? Что нам делать?
– Не понимаю вопросов, – начинаю закипать, – Мне вам что, день расписать? Займитесь своими делами. Занимались ведь чем-то до меня. Работали. С семьёй время проводили.
– Нам можно проститься с семьёй? – спросил Скрем, причём с такой надеждой, что захотелось его ударить.
– А ты что решил от них уйти? – цежу сквозь зубы.
– Но, а, э, нет, – не сразу родил этот идиот, причём его вид стал на столько комичен, что я невольно прыснула смехом.
