Сердце Велисгара - страница 3

Перед тем как окончательно свернуть лавку, Дарина устало опустилась на корточки рядом с деревянным настилом и подняла взгляд на мать:

– Мама, – тихо спросила она, – может, всё-таки расскажешь нам, о каком долге и проклятии говорят старики? Это как-то связано с гибелью детей и бедами рудокопов?

Велирима болезненно поморщилась, словно от внезапной боли, и отвела глаза. Видно было, что ей тяжело отвечать на подобные вопросы. Она лишь коротко качнула головой.

– Дарина, милая, поверь… Я очень хочу вам рассказать… но не сейчас. Сейчас… это слишком…

– А когда? – резко перебила её Дарина, не выдержав. – Когда ещё кто-нибудь погибнет?

Орина осторожно взяла сестру за руку, будто пытаясь её успокоить. Ей тоже было страшно, но она ясно видела, что мать вот-вот разрыдается. Велирима закрыла лицо руками, чтобы скрыть подступившие слёзы.

– Простите… Я так боялась этого момента. Скоро всё расскажу. Мне нужно немного собраться с духом…

Между ними повисла тяжёлая, гнетущая тишина.

Когда они возвращались домой, над Ясницей уже начали сгущаться серые сумерки. Солнце медленно опускалось за пик Велисгара, освещая селение лишь тонкой полосой багрового света.

Домики в Яснице были неровными, с грубо рубленными углами, построенные из толстых брёвен трагелиса, прочных и почти неподвластных времени. Крыши были высокие, с резким уклоном, чтобы зимой снег не скапливался, а быстро сходил вниз. Под такими крышами всегда находился просторный чердак, где сушили травы, хранили запасы зерна и хозяйственные мелочи. Те из жителей, кто был зажиточнее, покрывали стены снаружи смолой или белёной известью, защищая древесину от влаги и гниения. Внутри дома тоже украшались: искусные мастера вырезали на ставнях, дверных косяках и карнизах затейливые личины духов и зверей – так люди надеялись отпугнуть беду и привлечь благополучие.

Сам дом чаще всего состоял из одной большой горницы, где у стен тянулись длинные лавки, в центре стоял массивный деревянный стол, а в дальнем углу высилась грубоватая печь с широкой, выгнутой лежанкой. Печь не только отапливала жилище в холодное время, но в ней же варили каши, супы, пекли хлеб. Если семья была побогаче, дом обзаводился сенями, чтобы сохранить тепло и не выпускать его прямо на улицу. Полы выкладывались из толстых, тщательно подогнанных досок, которые иногда пропитывались маслом, чтобы дольше прослужить, хотя позволить себе регулярную замену досок могли немногие. Со временем эти доски изнашивались, прогибались и начинали скрипеть под ногами жильцов. Всё внутреннее убранство, от сундуков до шкафчиков и полок, жители делали сами либо заказывали у местных плотников, искусство которых передавалось из поколения в поколение.

На пути к дому им то и дело встречались встревоженные люди, перешёптывающиеся о «проклятии», «бездонных топях» и злых духах, что будто нарочно свирепствовали в последнее время. Дарина ловила обрывки разговоров и видела, как страх и напряжение проступают на лицах прохожих. Кто-то в полголоса произнёс:

– Если это не остановить, скоро все дети пропадут…

Эти слова неприятно резанули слух. Дарина отвела взгляд, не желая встречаться глазами с недовольными соседями.

Дома Велирима молча прошла к своему привычному рабочему месту возле печи и принялась помешивать что-то в медном котелке. Вздохнув, она бросила на дочерей кроткий взгляд, и в глазах её читалась такая усталость, что казалось, силы покидали её с каждой минутой. Дарина и Орина понимали: мать переживала не только из-за чужого горя – что-то другое, куда более тяжкое, грызло её изнутри, не давая покоя. На любые расспросы Велирима лишь качала головой, не произнося ни слова. Орина, помогавшая ей накрыть на стол, заметила, как дрожали пальцы матери, когда она брала чашку с приправами и сыпала их в суп.