– Лирин? Лирин, ты слышишь меня? Лирин!
Она словно очнулась.
– Отец! – воскликнула Лирин, хватая Родэна за рукав рубашки. – Он не убивал… Не убивал! Дэйн ничего не делал Рэйни, клянусь Даридой…
– Сейчас не до этого, дочка. Расскажешь потом. Пойдём в дом.
Дальнейшие события смешались в её голове и вспыхивали в памяти яркими картинками, не связанными между собой.
Слёзы мамы, и отец, пытающийся её успокоить.
Лекарь-человек, пахнущий травами так сильно, что у девочки защипало в носу.
Бледный Рэйни на постели, с кровавой раной на шее, смазанной зельем, усиливающим регенерацию.
Несмотря на усилия человеческого лекаря, брат не приходил в себя. И рана на его шее отказывалась затягиваться.
– На когтях и в слюне аксалов – яд, которому сложно противостоять даже взрослому оборотню, а Рэйнар ещё очень молод. Возможно, зелье вытянет яд. Но я не уверен. Если юноша переживёт сегодняшнюю ночь, будет жить.
Так сказал лекарь, покидая их дом. И пока родители провожали человека, Лирин прошмыгнула в комнату брата и села рядом с ним на кровати.
– Рэйни, – прошептала девочка, осторожно прикасаясь ладонью к лицу раненого. Бледный, с перевязанным горлом, он казался мёртвым, но Лирин ощущала тихое биение его сердца.
Брат не ответил. Тогда она решила, что будет сидеть с ним рядом до тех пор, пока Рэйнар не проснётся… и они не закончат то, что так неудачно начали.
Лирин не верила, что Рэйни может умереть. И поэтому застыла рядом, прислонившись спиной к стене и взяв брата за руку.
Она слышала тихие шаги родителей за дверью. В комнату заглянул отец и, увидев Лирин, несколько минут стоял на пороге, словно раздумывая. Но затем он вышел и оставил её наедине с братом.
Лирин и сама не заметила, как задремала, подперев щекой холодную стену. Она не отпускала руку Рэйнара даже во сне.
Прошло много часов, солнце скрылось за горизонтом, наступила ночь. Прохладный воздух, пришедший в комнату вместе с ней и лунным светом, заставил Лирин проснуться. У неё замёрзли ноги. И не только замёрзли, но и затекли.
И рука тоже… затекла.
Но когда Лирин захотела осторожно отнять свою руку у Рэйнара и поменять её на другую, то вдруг почувствовала, как брат едва ощутимо сжал её пальцы.
– Рэйни? – прошептала Лирин, наклоняясь над лицом мальчика. И почти тут же вздрогнула.
Его глаза были голубыми, как в детстве. В ярком свете луны Лирин видела это совершенно ясно.
Она помнила, что у оборотней глаза возвращаются к первозданному цвету только перед смертью.
– …ин… – Рэйнар с трудом выдавил из себя какой-то невнятный звук. Но она поняла. Узнала своё имя.
– Тихо, пожалуйста, Рэйни, – прошептала девочка, с трудом сдерживая слёзы. – Тебе нельзя говорить. Горло… оно должно зажить.
Он вдруг улыбнулся. Лирин никогда раньше не видела у брата такой странной улыбки. Она не была ни весёлой, ни грустной, ни какой-либо ещё. Просто улыбка. Пустая, как тело без души.
А потом Рэйнар сказал чётко и спокойно, не запинаясь, словно у него совсем не болело горло:
– Обещай мне одну вещь, Лирин.
– Какую?
Он сжал руку сестры.
– Попроси прощения за нас обоих.
Лирин почувствовала, что плачет.
– Не говори так, Рэйни. Ты выздоровеешь, и мы вместе пойдём к нему. Мы должны вместе…
Брат покачал головой:
– Я не успею. Пожалуйста, обещай мне, Лирин.
И тогда девочка, всхлипнув, прошептала:
– Обещаю, Рэйни.
Он улыбнулся, теперь уже по-настоящему радостно, и закрыл глаза.
* * *
