– Пусть! Пусть Сетрак выступит, – добродушно загудели гости. Когда Сетрак встал, он оказался чуть выше сидящих за столом, левый глаз косил, зато густые рыжие волосы горели, как медные.
– Товарищи! – голос его был низкий и сильный для такого невзрачного тела. – Сегодня я сообщу вам важную новость, которую должен знать каждый!
– О чём он? Что сейчас важнее свадьбы? – заволновались гости в недоумении.
– Дядя, – крикнул один из молодых, – война десять лет назад кончилась! – Дмитрий Авдеевич нахмурился, подозревая уже «новость» с которой Сетрак делился всеми знакомыми армянами Луганска, и с ним в том числе.
– Свадьба это конечно важно и ничего важнее для человека нет! – продолжил Сетрак. – И я, конечно, сначала поздравлю брачующихся! – Волнение немного схлынуло, однако, как оказалось, преждевременно. – Но есть события важные для человека лично, а есть важные для страны, для человечества! И пользуясь тем, что здесь много уважаемых в городе и честных людей, я скажу то, о чём никто здесь не знает!.. – возвысил голос Сетрак.
– Да о чём это он?
– Сетрак! – воззвал начальник цеха, звонко застучав вилкой по фарфоровой тарелке. – Уймись! Сядь! Завтра придёшь ко мне и поговорим!
– Так вот, – Сетрак поднял рюмку с вином как можно выше. – Я объявляю, что великий русский полководец Александр Васильевич Суворов по национальности был армянин! – Лицо Сетрака сияло, будто он ожидал удивлённых возгласов и оглушительных аплодисментов. Может быть, он думал, что это и есть высшая точка торжества в его жизни, благодаря которой его перестанут считать никчёмной и пустой личностью. Но его выражение быстро изменилось на удивление, когда две мужские руки, жениха Неудобы и ветерана артиллериста Солдатова, потянули вниз и буквально вбили его в сиденье, да так, что часть красного вина расплескалась на белой скатерти.
– Он что, уже нажрался? – послышались гневные возгласы. – Вон его отсюда! Кто пустил?
– Я кхе… да… – попытался возразить Сетрак, но крепкие руки вынесли его из-за стола и поволокли к воротам, и он лишь беспомощно перебирал в воздухе ногами, а рюмка упала на землю. Это был жених Неудоба, ростом чуть менее пожарной каланчи и звякающий орденами Солдатов, которые он надевал всегда в торжественных случаях. Солдатов отпустил Сетрака, открыв дверь в воротах, а Неудоба вытащил горбуна на пустую вечернюю улицу с уютно светящимися в хатах огоньками и врезал ему кулаком под левое ребро, потом под правое, приговаривая: «Это тебе за Суворова, армяшка, а это за свадьбу». От ударов Сетрака скрючило так, что перехватило дыхание, и он еле заковылял, держась за глинобитную садовую стену.
– И ещё раз появишься на моей улице, утоплю в нужнике! – напутствовал Неудоба гостя, захлопывая за собою дверь.
Там, где забор кончался и выходил на перекрёсток, Сетрак упал и лежал некоторое время, приходя в себя – видно, без перелома ребра не обошлось. Через некоторое время он отдышался, внюхался в полынь, привстал и поплёлся домой, слыша за собой нестройную песню: «Очи чёрные! Очи жгучие! Очи страстные и прекрасные!..»
2.
Начцеха Дмитрий Авдеевич Мелконов сидел в своём заводском кабинете и сверял показатели плана перед совещанием у директора завода, когда в дверь постучали и, не ожидая ответа, вошли. Дмитрий Авдеевич поднял глаза и увидел скрюченную фигуру Сетрака.
– Ну чего тебе, дядя Сетрак? Опозорил вчера нацию?
