Призывную комиссию проходили в Лунинце. Обследовали там хлопцев дотошно. Кто был ниже 160 сантиметров, не брали. Польский офицер осмотрел Миколая, который оказался на полголовы даже выше его, довольно крякнул:
– Будут все такие солдаты, Войско Польское не пропадет.
Вначале его и нескольких человек завезли в Пинск. Игната Малащицкого из Парохонска, Ивана Тимошевича из Дубнович, а также из Логишина и Погоста. Хлопцы обрадовались: вот удача, если оставят служить около дома. Поговаривали, что здесь присматривают матросов для речной флотилии боевых кораблей. Миколай сказал:
– Буду проситься. Пинск – хороший город, мать приедет…
Не оставили, даже в город не отпустили. Спустя пару дней покатил вагон дальше, почти под границу с Германией. До Одера, плескавшего в берег, полтора километра.
После скудной домашней пищи солдатская еда поразила сельского парня. Каждый день в меню было что-то новое. Такое, что Миколай и не ел никогда, и слышал впервые. Скажем – гуляш с соусом. Суп. Борщ. Свежее сало. Сало копченое. Когда однажды несколько дней подряд дали ячневой каши, есть ее не стали, хотя сверху и жир аппетитно плавал.
Распорядок дня соблюдался очень даже строго. В семь утра подъем. Физзарядка. Умывание. Молитва. Завтрак, к нему кофе с маслом. Затем кросс с полной выкладкой на 3 километра. Или марш-бросок на десять.
Командир роты, симпатичный офицер, любил белорусские песни. Часто говорил:
– Ну, белорусы, дайте песню, чтобы всяка матка польска слыхала!
По стрельбе и метанию гранат Миколаю в роте равных не было. Замах хороший имел: косою на бобриковских болотах выработал. Когда из Варшавы приехал проверяющий, ротный не преминул похвастаться солдатом:
– Покажи-ка, Дырман, цо ты можешь!
Миколай и показал: граната, пролетев учебное поле, упала почти у бани. Пачка сигарет в награду.
Плац для строевой подготовки располагался почти на самом берегу Одера.
По ту сторону чинно прогуливались немцы.
Подходил к концу срок службы. 15 сентября 1939 года намеревался Миколай Дырман отправиться домой. Но вокруг уже чувствовалось неладное. Хорошо было видно, как прибывали немецкие войска. Душа просила: только не сейчас. Попозже. Когда домой уедет. Такими мыслями жили тогда многие солдаты-белорусы, кому предстояло увольнение.
Немцы не особо прятались. Всю свою подготовку вели открыто.
Поляки не хотели верить в войну. Душой напряглись: что из всего этого будет? Капитан поставил перед ротой задачу окапываться по берегу Одера до самого замка местного шляхтича. Позиции занимались с вечера, сидели в них до утра.
…И война началась.
2 сентября всю роту собрали в казарме. Прибыло командование. С ним ксендз. Совершили молитву о спасении Польши. После молитвы капитан начал речь:
– Жолнежи, мы победим!!
Офицер говорил, а Миколай думал о том, что если бы не война, то через неделю сидел бы дома.
– Жолнежи, мы победим!! – закончил капитан.
Стоявший позади Миколая односельчанин Николай Шельма буркнул:
– Съест нас немец и не подавится. Вон у него сколько всякого оружия. Будем Бога молить, чтобы уцелеть.
От его слов веяло тоской. В батальоне много земляков служило: Василь Протасевич из Пинска, Адам Кучмик из Ганцевичей… Из Давыд-Городка, Кожан-Городка. Каждый думал об одном: что с родной хатой будет? Доведется ли хоть когда-нибудь ее увидеть?
На дальнем конце, а затем в середине строя кто-то громко кричал: «Виват, Польша! Виват!» Кричали все. От крика повеселели.
