Польская власть ничем хорошим полешука не облагодетельствовала. Жил тем, что давало поле. Многие промышляли контрабандой: носили малопроходимыми болотами в Советы, на Гомельщину, сало, хлеб, мясо, масло, хромовые сапоги и тулупы, оттуда мануфактуру, керосин, спички, соль. Кто попадался на той стороне, прямиком шел в лагеря. Кто на этой – в тюрьму. И советские, и польские пограничники были одинаково безжалостны к нарушителям границы. Ибо видели в каждом только шпиона.
А как не пойти, если девушкам так нравились ситцевые цветастые набивные платки – «ивановские».
Но не у каждого было поле, которое давало хлеб и для хозяина, и на продажу. И не каждого оно кормило.
А надо…
* * *
– Начинай, сынок, с порядка, дисциплины, – вздыхал отец, – видишь, какую страшную болезнь забросила в наши края перестройка? Это когда было видано, чтобы из хаты ни на шаг, а то все унесут?
Петр и начал с этого. Из двухсот членов кооператива оставил чуть более сотни. Пьяницы и лодыри – геть! Сколько разговоров вслед! Сколько жалоб! Особенно от тех, кто, пропив в городе все (семью, квартиру), теперь вернулся на пенсионные хлеба стареньких родителей.
Первой опорой для Петра Николаевича в новой должности стали такие люди, как Тамара и Владимир Алисейко. Они из приезжих. С Гомельщины. Когда-то чернобыльская катастрофа внесла переполох в жизнь тысяч таких семей. И не только на Гомельщине. Ко многим пришел страх за судьбу детей, за их здоровье. Этот страх погнал народ по обширным просторам великого и могучего Советского Союза. Уезжали, куда глаза глядят: к дальним родственникам, обжившимся в Средней Азии, на Дальнем Востоке, в Оренбуржье, Сибири и поближе – в Центральной России…
– Володя, мы далеко забираться не будем, – сказала Тамара мужу, – ищи что-нибудь поближе, на родине. Бабуля моя говорила, что людям только кажется, что чем дальше, тем лучше, а коснись обживаться, не все гладко. Около своих все же надежней.
Володя и поехал. Объездил, посмотрел все, что мог. И Гродненщину, и Брестчину, и Минщину…
Вернулся удрученный:
– Такое движение после этого проклятого Чернобыля, что куда ни зайди, везде наши горемыки.
Тамара не поверила, упрекнула:
– Значит, плохо искал.
Он только развел руками. Но поехал опять, поехал за надеждой, что где-нибудь да что-то подходящее и найдется.
Увы!
Они же хотели просто хорошую работу. По крайней мере, чтобы не хуже той, на какой трудились. Страшная вещь разочарование. Оказалось, что хорошие работники не нужны.
– Своих некуда девать!
Как бы все обернулось дальше, одному Богу известно. Но приехал к ним в хозяйство бывший односельчанин, занимавший одну из должностей на далекой Пинщине в колхозе «Маяк». Сказал, что примут их с радостью.
– Хозяйство у нас большое, и деревень в нем несколько, да вот все равно голод на кадры. Механизаторы и животноводы нужны.
Володя сразу с вопросом:
– А речка поблизости есть?
– Есть, и очень красивая.
– Не обманываешь?
– Приезжай, увидишь.
Поехал. Увидел здешние места и понял, что легла к ним душа сразу и бесповоротно. Вернулся и сразу начал нахваливать, что там все хорошо.
– Ты мне о работе рассказывай.
– А что о ней рассказывать. Сама знаешь, какая это работа. В этом смысле она везде одинакова. Но при желании заработать можно. А места там, места…
Тамаре стало понятно, что муж за что-то в том Ласицке сердцем зацепился. А если так, и ей спокойнее, увереннее.
