– Папа, – спросил Георгий, – тут в нашем городе в старину жил купец по имени Трофим Савватиевич, ты знаешь про него?
– Был такой, – тут же ответил отец. – Это Морозов, первый богач до революции.
– А помнишь фамилию владельца мельниц? – спросил Георгий.
– Разве не Морозов ими владел? – переспросил отец.
– Нет, он только – пристанью и судами, – поправил Георгий. – А мельницы другим принадлежали. Две верхних – Степану Григорьевичу Михайлову, у него еще был сын Николай.
– Да, про Николая Михайлова я помню, – сказал отец, – это первый секретарь комсомольской организации, он еще умер от чахотки. Разве он был сын купца, ты ничего не путаешь?
– Нет, не путаю, – сказал Георгий и посмотрел вверх на облако, которое следовало за ними.
– Значит, ты в музее зря времени не терял, – предположил отец.
Георгий только пожал плечами. Он смотрел в профиль на отца, идущего по пологому склону дороги, и опасался спросить его о главном. А как узнать окольным путем – не приходило в голову.
Пришел из сельскохозяйственного училища брат Генька. Горкин приезд он воспринял довольно прохладно, он был занят – дружбой, общением с другими мальчишками и девчонками. Георгию показалось, что он стал настоящим великаном, он-то хорошо запомнил его совсем маленьким, его умиляли маленькие ручки и ножки братика, но присмотревшись, он понял, что перед ним просто худощавый подросток. Вскоре Генька ушел к своим друзьям. В отличие от брата, у Георгия не образовалось в их городке хороших товарищей. Только тени из далекого, безвозвратно ушедшего прошлого.
Дома Георгий переоделся в свою старую гражданскую одежду и сказал, что пойдет прогуляться – ему не сиделось на месте. Он пошел по полю по направлению к ивам, но на полпути остановился и посмотрел по сторонам, серебристое облако было над ним, идти к ивам не имело ни малейшего смысла. Георгий приблизился к большому стогу прошлогодней соломы, огляделся по сторонам и разделся донага. Спрятав одежду в стог, он соединился с облаком.
Он решил сигануть туда, где, по крайней мере, не стоит так остро проблема одежды. Поднялся ввысь, а потом, взглянув на Землю сверху, он опустился на теплый полуостров, на котором, как он предполагал, говорили по-русски. Материализовавшись на пустынном пляже, точнее на берегу моря за городом, Георгий снова почувствовал кожей ветерок и ласковые солнечные лучи.
Когда ему надоело сидеть и загорать, он поплыл, но вода еще была холодновата, и он догадался путешествовать по дну в своем серебристом облаке. Еще, оказалось, интересно прогуливаться невидимым по пляжу, где в это время года было еще не так много отдыхающих. Очень редко кто-то смутно подозревал о его существовании. Ему захотелось определить кто эти люди: кого среди них было больше, мужчин или женщин, старых молодых или детей?
Так он обратил внимание на детскую суету – девочка лет семи нашла необычный камешек:
– Куриный бог!» – закричала она.
Другой мальчик такого же возраста или чуть постарше, возможно брат или просто знакомый отнял находку и, размахнувшись, бросил камешек далеко в море.
– Дурак, мама, он выкинул куриного бога! – стала жаловаться девочка и заплакала.
Георгий, желая как-то утешить ее, заметил, куда упал камешек, невидимый полетел туда и, опустившись на дно, стал искать потерю. Он не знал, что это могло быть. Однако в том месте, где детская находка упала в воду, дно внизу было ровным, песчаным, полоса гальки кончалась чуть повыше, и он заметил какой-то небольшой, плоский, треугольный камешек с розовым и голубым свечением – мимолетными следами детских пальцев – с некоторых пор облако позволяло ему разглядеть эти приметы живого.
