– Да что уж там!.. – вздохнув, произнёс наконец старый Хвойка. – Ясное дело, нельзя съесть орехи самим, а другим ничего не оставить…
Свирельцы радостно закричали:
– Молодец Хвойка! Правильно сказал!
– Лучше посадим все орешки, и из них вырастет сто одно серебряное дерево…
– И станет у нас много-премного пилюль!
– А пока дайте мне хоть один орешек для опыта, – попросил Гем и многозначительно посмотрел по очереди на Минуса, Граната и маэстро Тромбуса.
Все поняли, что Гем подумал о Гнилушке, и Гранат отдал ему один орешек.
Мудрец снова заволновался, опять поводил рукой по лицу, будто кот умывается, и воскликнул:
– Вас-солибас! В Свирелии будут серебряные рощи!
– Ура! – крикнули плотник Плошка басом и садовник Грушка тоненьким голоском.
– Ура! Ура! – подхватили семь братьев Рубако, семь лесорубов.
– Ура мудрецу! Качать его! – закричал Пятью пять.
Не успел Гранат сообразить, что затевается, как свирельцы подхватили его и стали подбрасывать в воздух.
– Ай! Ай! – только и успевал он выкрикивать.
– Раз! – хором считали одни, когда мудрец летел вверх.
– Два! – хором отвечали другие, ловя его.
Гранат дрыгал руками и ногами, и на головы свирельцев из его карманов сыпались стекляшки и камешки, травинки и грибы, живые и дохлые жучки и ещё много такого, что встречается в карманах мудрецов и мальчишек.
Глядя, как мудрец взлетает в воздух, Плошка, который успел на радости хлебнуть несколько лишних глотков фруктового коктейля, хохотал вовсю. В этом приступе веселья он хватался за живот, за Грушкино плечо, приседал и осторожно утирал корявым пальцем то один глаз, то другой.
– Гром и молния! Осечка побил всех волков и открыл дорогу на Волчий хребет, к серебряному дереву! – раздался вдруг обиженный голос Гарпуна. – Почему никто не похвалил Осечку?! Качать его!
– Качать Осечку! – откликнулись свирельцы и стали подбрасывать охотника вместе с его сумкой-ягдташем, свирелью-рогом, вместе с Гонкой и Гавкой, которых охотник крепко держал за поводок.
Потом все, вдоволь полакомившись тянучками, достали свирели и принялись дудеть в них и лихо отплясывать. Музыканты-свирельчата взобрались на вышку со своими тарелками, трубами и барабаном, и начался весёлый карнавал.
Только Гнилушка, как обычно, не принимал участия в веселье, а стоял в стороне от всех. Он сразу понял, что Гем взял орешек для него.
– Так и стану я глотать этот орех! Вот добряки нашлись! Вот дураки! – буркнул Гнилушка и поспешил нацепить улыбку, чтобы все думали, будто и он радуется этой затее с орешками.
В этот момент рядом оказался артист Пятью пять. Он не плясал вместе со всеми, так как готовился прочесть отрывок из своей новой роли.
– Что ты сказал?! Это кто – «дураки»?! Да я тебя уничтожу, несчастный! – крикнул он, и от головы его пошёл дымок.
Это был плохой признак: Пятью пять мог вспыхнуть и натворить глупостей, если его вовремя не остановить.
Некоторые свирельцы услыхали, как Пятью пять воскликнул: «Да я тебя уничтожу, несчастный!», но подумали, что артист просто репетирует, и не придали этому возгласу особого значения.
На беду, рядом находился маэстро Тромбус. Он устал дуть в тромбину и задремал на скамеечке, предоставив музыкантам играть всё, что они захотят. Тут же стояла и тромбина.
– Берегись! – снова воскликнул Пятью пять, схватил тромбину и швырнул её вслед пустившемуся наутёк Гнилушке.
В Гнилушку он, к несчастью, не попал, а тромбина – бедная тромбина! – упала на землю, издала печальный стон и лишилась голоса.
