– А чего ж она не согласилась?
– Ну, точно не знаю, но там что-то с мужем…
Ольга Петровна заёрзала на стуле и, вытянув шею, заискивающе пропела в глаза председателю:
– Николай Павлович! А может Людмила-то Витальевна-а-а передумает, вернется? А то возьмем кого ни попадя-я-я.
– Да я вам отвечаю, что эта Соколова ста ваших Людмил стоит! – не удержалась Марина Степановна.
Раздался стук в дверь, и в кабинет просунулась светловолосая голова Надежды Соколовой.
– Ой, извините! Здравствуйте! Мне подождать?
– Нет, нет! Заходите! Мы как раз вас ждём! О-о-о! Да это вы? – обрадовался Сухов, увидев знакомое лицо. – Это же вы в этом году ёлку у нас в Доме культуры проводили?
– Да-а! – робко произнесла Надя.
– Молодцы! Нет, ну вы подумайте, всего три человека, а такой праздник детям устроили! А ведь мы вас искали, грамоту вручить хотели. Не знал, что в нашем детском саду такие артистки работают. Ну что, Снегурочка! Хотим предложить вам поработать старшей вожатой в нашем лагере «Дружба». Авось не растаете… «Гагаринец» -то ваш закрыли. Да-а-а, дела-а, – вздохнул Николай Павлович, – а чего такие таланты в землю зарывать? Вот в последнюю неделю мая отправитесь с Мариной Степановной и Константином Алексеевичем на расконсервацию лагеря.
– Спасибо, Николай Павлович! – смутилась девушка. – Но у меня двое детей и муж… инвалид второй группы.
– Он ведь в вашем лагере музработником был? – опережая вопросы руководства, спросила Марина Степановна.
– Да! Он играет почти на всех музыкальных инструментах. Он правда… очень талантливый! – подтвердила Надежда.
– Ну, вот и порешили. Я его в деле тоже видел! Считаю, что и вожатую нашли, и музработника! – подвел итог совещанию Николай Павлович.
– А подумать можно? До завтра? С мужем посоветоваться, – спросила Надя.
– Можно! До завтра, до десяти утра! – строго сказал Надежде Сухов, и девушка, попрощавшись, ушла.
– Вы тоже, Марина Степановна, свободны. Если Соколова завтра откажется, будем думать дальше. А ты, Константин, останься.
Николай Павлович, не зная, как начать разговор, немного нервничал. Но Константин Алексеевич спросил сам:
– Николай, а я всё-таки не понимаю своей роли в лагере. Кто я там? Плотник? Так мне осталось совсем немного: баню доделать… А потом-то что?
– Да, Костя! Потом ты там останешься. Я хочу, чтобы ты ко всему присматривался, принюхивался, приглядывался.
– И за кем мне приглядывать? – недоуменно пожав плечами, посмотрел на товарища Константин.
– За всем, Костя! За всем, что в лагере происходит. Да и без мужика с руками, с головой в лагере нельзя! Сам видишь, одни бабы.
Ольга Петровна поёрзала на стуле и решила, что пора и ей слово вставить:
– Константин Алексеевич, не кипятитесь. Николай Павлович дело говорит. Новый директор на завод приходит. Не сегодня, так завтра грядёт сокращение. И куда мы вас денем? А так – директор лагеря! А может всё еще и обойдётся. Самое главное, чтобы лагерь-то не закрыли… А то продадут с молотка, как «Гагаринец».
– Ну ладно, Костя, – с раздражением промолвил Сухов, – поезжай плотником, доделывай свою баню. Но… присматривайся….
– Не нравится мне всё это, Николай, не нравится!
***
Вечером, отработав две смены в детском саду, уставшая Надежда с трудом переступила порог квартиры. За ней плелась её шестилетняя толстощекая, кудрявая дочурка Шурочка. Надя по инерции расстегнула дочке пальто и стала раздеваться сама. Шурочка канючила и дергала мать за руку:
