Летун без диплома об окончании курса прикладного колдовства, и даже без лицензии на то, чтобы самостоятельно бороздить свободные воздушные просторы, растрёпанный, выпучивший глаза, будто угодившая на сковородку живая рыба, ошалело проводил пернатую особу взглядом.
– Это… Чьё? – сдавленно поинтересовался он. Подмывало спросить о том, как называется этот вид птиц в принципе, поскольку такое нечто парень наблюдал впервые, но голос выдал нечто иное.
– Моё. Это самка, её зовут Альфиелла, – гордо ответствовал ещё один краснокожий.
Нет, совсем не такой краснокожий, каким было племя земных индейцев, а, скорее, такой, каким являлся цвет парусов, выбранных книжным героем Грэем для девушки по имени Ассоль – чистым, без уклона в бордовый или розовый, насыщенным, заметным издалека, идеальным алым. Впрочем, этого и следовало ожидать, принимая во внимание видовую принадлежность этого существа, во всяком случае – неожиданный гость корабля ничуть не удивился, явно имея большой опыт в общении с такими. Имелись и другие выдающиеся черты во внешнем виде спасшего незадачливого путешественника хозяина чудо-птицы. Его пышные и длинные пепельно-серые волосы свободно ниспадали на спину и плечи, а глубокие и серьёзные серые глаза, без белка и зрачка, смотрели… Сложно понять в таких условиях, поскольку обычно это узнают именно благодаря положению зрачков, но создавалось впечатление, что точнёхонько на гостя. Обнажённый торс блестел на свету крохотными бисеринками пота, играли и перекатывались могучие, крепкие мышцы – мужчина обладал такой мускулатурой, настолько хорошо разработанными бицепсами, что наверняка мог гнуть в пальцах подковы и завязывать узлы на арматуре. Его одежду составляли только просторные жёлтые шаровары, подпоясанные широким пурпурным кушаком, украшенным на концах бахромой. Ростом этот мужчина значительно превышал два метра – для расы Гофра, к которой и этот индивид, и все присутствующие, кроме грохнувшегося с небес чужака, несомненно, принадлежали, ещё не самый выдающийся случай, хотя и впечатляющий, не без этого… В общем, человеку не составило ни малейшего труда определить, что перед ним находится представитель народа телейлу гарциани, одной из двух веток развития данного вида, официально считающейся побочной, однако, ни в чём не уступающей основной. Лучшие поэты всех четырёх планет Круга Эллиниэндиниайена, с рождения обладающие необузданной тягой к перемене места жительства, окружающих пейзажей и впечатлений от жизни – такая уж наследственность… Кстати, человеком на корабле оказался только этот случайно подобранный парнишка. Все остальные принадлежали к племени Гофра.
Телейлу гарциани отличались от основной части своего вида примерно так же, как степные кочевники или цыгане – от белокожих европейцев на планете Земля. Разве что телейлу гарциани заменяли и кочевников, и цыган, и ярмарочных актёров, из тех, кто выступает на улице и для больших скоплений простых зрителей. Говоря проще – исторически и географически сложилось так, что краснокожие телейлу гарциани представляли собой обитателей открытых равнин, вечных странников, блуждающих по миру, а желтокожие, и составляющие подавляющее большинство, каалари кахавари – изнеженный и убеждённый в том, что природа наделила именно его куда большим благородством, народ больших городов, предпочитающий оседлый образ жизни и полагающий себя знатоком истинной красоты, чего "безродные варвары из диких краёв вне приличной цивилизации", по устоявшемуся мнению этих высокомерных созданий, понять не осилят, даже если в лепёшку от усердия расшибутся. И наличие у телейлу гарциани своих городов и собственной культуры ничуть не способствовало улучшению мнения желтокожих – скорее, они считали населённые пункты своих красных соплеменников гнёздами разгула, воровства и пьянства, погаными грязными вертепами, о коих и вслух-то упоминать зазорно. Телейлу гарциани были азартны, и кровь в их венах всегда кипела – тогда как каалари кахавари любили покой, постоянство, стабильность. Хотя и те, и другие ценили искусство превыше всего, они различались даже в своём к нему подходе. У телейлу гарциани недоставало терпения, усидчивости, да и желания творить материальные вещи, требующие длительного труда, например, картины или большие поэмы, изложенные письменно, зато они обожали петь, танцевать, заниматься художественной гимнастикой, сочинять музыку. И – никогда не записывали ничего, кроме тех событий, исчезновение которых из анналов истории не допускала национальная гордость – искренне считая, что, чем чаще что-то повторяется, тем меньше в этом подлинности и жизни.
