Страх – последнее оружие, которое имеется у меня против Пакора, думал гаруспик. Но и оно пришло в негодность. Тарквиний чувствовал усталость, его воля ослабла. Если бог ничего не откроет ему, то придется сплести правдоподобную выдумку, которая смогла бы убедить безжалостного парфянина и спасти его самого и его друзей от гибели. Но Тарквиний уже несколько месяцев обманывал Пакора и сейчас сомневался, способно ли его воображение породить что-либо толковое.
В полном молчании они шли по коридору с укрепленными точно так же, как и на лестнице, стенами. А потом оказались в вытянутом узком зале.
Пакор прошел по периметру зала, начав с левой стороны, и зажег от факела расставленные в маленьких нишах масляные светильники.
Помещение залил свет, и Тарквиний увидел росписи на стенах, невысокие скамейки вдоль стен и мощные деревянные столбы, поддерживающие низкий потолок. Но его взгляд сразу же обратился к торцу митреума, где стояли три алтаря, над которыми красовалась яркая фреска. На ней был изображен закутанный в плащ человек во фригийском колпаке, который, склонившись над припавшим на передние колени быком, вонзал нож глубоко ему в грудь. Митра. Его темно-зеленый плащ был расписан сверкающими звездами, по обе стороны возвышались, наблюдая за действиями бога, таинственные фигуры с пылающими факелами.
– Тавроктония, – благоговейно склонив голову, прошептал Пакор. – Убив священного быка, Митра принес жизнь в мир.
Тарквиний, стоявший у него за спиной, не глядя, почувствовал, что телохранитель поклонился, и поступил так же.
Пакор медленно прошествовал к алтарю, пробормотал краткую молитву и поклонился в пояс.
– Бог здесь, в своем храме, – сказал он и отступил на несколько шагов. – Будем надеяться, он откроет тебе что-нибудь.
Тарквиний закрыл глаза и попытался собраться с силами. Ладони у него вдруг вспотели; никогда еще с ним не случалось такого. И никогда раньше он настолько не нуждался в помощи богов. Гаруспик сделал в прошлом множество важных предсказаний, но ни разу от него не требовали пророчества под страхом смерти. К тому же здесь он не мог наблюдать ни за ветром, ни за облаками, ни за птичьими стаями. Не было даже животного, которое можно было бы принести в жертву. Я один, думал Тарквиний. Он безотчетно опустился на колени. Великий Митра, помоги мне!
Он поднял взгляд к священному изображению и уловил в полузакрытых капюшоном плаща глазах понимание. Что ты можешь предложить мне? – казалось, спрашивал бог. У Тарквиния не было ничего, кроме себя самого. «Я буду твоим верным слугой», – шептал гаруспик, застыв перед алтарем.
Ответа он не дождался.
– Ну?! – резко произнес Пакор; его голос раскатился гулким эхом в небольшом помещении.
Тарквиний чувствовал себя полностью опустошенным. Разум его безмолвствовал. Пакор произнес несколько гневных слов, и телохранитель молча подошел к гаруспику.
«Вот и все!» – подумал Тарквиний. Олиний был неправ, когда говорил, что я вернусь из Маргианы. Нет, мне предстоит умереть в одиночестве здесь, в храме Митры. Ромул и Бренн тоже погибнут. И вся моя жизнь прошла впустую.
А потом, словно из ниоткуда, перед его глазами появилось видение.
Чуть не сотня вооруженных людей, подкрадывавшихся к сидевшим вокруг костра парфянам. По коже Тарквиния побежали ледяные мурашки. А парфяне беззаботно переговаривались и ничего не замечали.
– Опасность! – воскликнул он и резко поднялся с колен. – Приближается великая опасность.
