– Маме же легче? Правда, легче? Я сегодня схожу еще трав насобираю, – подпрыгивая на месте обещал он дяде.
– Счастливый ты… мне бы твою любовь к жизни – думал Абдул-Хамид, а вслух поддерживал племянника:
– Конечно, Малик. Если бы не ты, я бы сам и не справился. Мама совсем не кушала, а сегодня утром целых два куска хлеба съела, – вытягивал он из себя улыбку.
Была ровно неделя как с каждой минутой Муъминат покидали силы. Она сама это понимала, понимали и другие, даже Малик начал догадываться. Не ходил больше мальчишка в поле за травами. Раздраженно отвечал на вопросы Анаса и Асет. Малик намеренно избегал всех, и даже больную мать. Все чаще перед глазами у него вставал злосчастный весенний день, в который забрали отца. И также, как тогда, ему и сейчас хотелось убежать и зарыться куда-то лицом, чтобы хотя бы на мгновение перед глазами встала черная тьма, а не реальность, которая также не была ничуть светлее…
Муъминат становилось хуже. Лицо покрылось испариной. Черные волосы были беспорядочно разбросаны по подушке. Женщина тяжело дышала. Сквозь кашель она хриплым голосом подозвала к себе золовку.
– Приведи их ко мне, сейчас приведи. Написат без объяснений поняла, о чем идет речь. Она выбежала на улицу. На пороге женщина столкнулась с Абдул-Хамидом. Руки тряслись. Взволнованный голос дрожал.
– Хамид… она… детей она хочет видеть, может это… Коран прочитаешь ей, может полегчает ей… – Написат сглотнула слезы. Ужас в широко раскрытых глазах Хамида навел на нее неописуемый страх…
– Ты что? Неееет, я не говорю про заупокойную молитву, я, я не про это, – она закрыла лицо руками и зарыдала. Абдул-Хамид выскочил раньше нее на улицу. Он просто летел по дороге. Куда же он шел? За срочной помощью в соседний аул, или в лес за травами, или за священным Кораном? Нет… он, взрослый, седой мужчина, всегда уравновешенный и стойкий, как скала, бежал к своему престарелому, прикованному к постели отцу, бежал к нему, как обиженный десятилетний мальчонка. В момент неизбежно надвигающейся беды человек рядом с близкими людьми бывает намного слабее. Их отсутствие в этот момент превращает его сердце в железный камень, а когда они рядом, оно начинает еще сильнее кровоточить.
– Отец, она умирает, понимаешь, умирает и я не могу ничего сделать, отец!!! – мужчина припал к груди Магомед-Мирзы. Старик молча и неподвижно лежал. Магомед-Мирза понял, что несчастье, тихо, как кошка подкрадывается к их семье и оно неизбежно, ведь такую слабость его сын в ином случае никогда бы себе не позволил.
– Не гневи Аллаха! Ты и не можешь ничего сделать! Смерть что ли собрался останавливать? Иди к ней, Хамид, значит такова была воля Творца. Иди! – охрипшим голосом ответил ему старик. Хамид молча вышел из дома. Старик продолжал неподвижно лежать. Широко открытые глаза смотрели в серый потолок.
– Неужели ты берег меня для этого наказания? – прошептал старик, сам не понимая кому был направлен этот упрек…
А тем временем Муъминат последний раз трясущейся рукой погладила по голове малолетних детей.
– Не бросай их никогда, слышишь? – подняла она на золовку потухшие глаза…
Малика не находили нигде. Он убежал далеко вглубь леса и упал в колючие травы, которые он собирал вместе с дядей для матери. К горлу мальчишки подкатил ком обиды и горечи. Он вцепился обеими руками в землю и сорвал целую охапку травы, в которой спрятал свое опухшее от слез лицо.
