Единственный
способ общения, оставшийся для меня, были жесты, но если я наткнусь на
кого-нибудь в городе, вряд ли мне дадут шанс попробовать наладить контакт. Я
медленно сходила с ума. Всё усугублялось и тем, что мне не требовался сон.
Именно отсутствие сна давало столько времени для мыслей, что они подводили меня
к границе безумия и заставляли терзать душу чувством вины за свою
бесчеловечность и оправдывать себя незнанием.
Я
не спала вообще и не чувствовала усталость. А осталось ли во мне хоть что-то
человеческое, кроме размытых воспоминаний? Этот вопрос мучил меня всё время
вместе с нарастающим голодом и желанием выйти на охоту. Я теряла себя снова,
всё больше уходя внутрь своих рассуждений, и сдерживания позывов монстра
внутри. Кажется, я начала сходить с ума намного раньше, чем приняла факт
возможности моего безумия....
Голод
взял верх совсем неожиданно, я просто очнулась, уже поедая несчастного мужчину,
но не могла остановиться. Мной всецело правил монстр и нежным голосом шептал:
" Видишь, это не так плохо, как тебе казалось. Чувствуешь как вкусно? Это
закон природы и все живые существа подчиняются ему. Ты просто стала хищником
нового уровня». ... В чём-то я могла согласиться с этими утверждениями, но я
была и человеком, а значит, у меня ещё оставались мораль и частички души. Эти
крупицы и заставляли меня рыдать от презрения к самой себе и осознания, что
по-другому мне просто не выжить. Жить я хотела в любом случае.
Когда
голод во мне затих, я осмотрелась вокруг и поняла, что пожирала не просто
мужчину, а солдата с оружием и вокруг меня лежало несколько таких же мужчин в
военной форме, а ещё трупы заражённых девушек. Возможно, армия одумалась и
начала зачистку городов? Это радовало с одной стороны, но с другой стороны
просто кричало о том, что оставаться в городе снова становится опасным.
Сегодня
мне повезло, и я осталась живой, но при следующей такой охоте меня могли убить.
Политика проста, я заражена, следовательно – опасна, и от меня надо избавиться,
прежде чем я начну представлять угрозу для общества. Даже я это понимала. Страх
часто стирает все границы морали и человечности.
Выход
был простым и тем, от которого я отказалась с самого начала - покинуть город.
Только вот просто уйти нельзя, голод снова накроет с головой, и я пойду
охотиться. Одного раза для меня оказалось достаточным, чтобы понять эту простую
истину.
Превозмогая
отвращение к самой себе, я разорвала одежду на трупе своими когтями и после
этого, с такой же легкостью, начала отрывать от трупа куски плоти. Они
поддавались настолько легко, будто я разрывала пополам листок бумаги. Это было
странное ощущение, как будто не я совершала вандализм, а кто-то иной. Будто
смотрела фильм ужасов и осуждала главную героиню, не в силах остановить её
действия.
Оправдание
себе я дала сразу, ещё до того, как пара десятков кусков мяса, были аккуратно
сложены в маленькие лоскуты ткани и уложены в «узелок» сделанный из рубашки. Я
не хочу убивать людей, а значит должна питаться - простой факт, который
оправдывал совершённое. Оправдывал, приводя к замкнутому кругу в решение этого
вопроса. Чтобы не убивать и оставаться в сознании я должна питаться, а чтобы
питаться, я должна убивать людей. Можно было закрыть на это глаза, не убивать
самой, а предоставлять это другим зараженным, но для меня это не отличалось от
убийства, совершенного собственными руками.
