Серенада для Нади. Забытая трагедия Второй мировой - страница 4
– Добрый вечер! Я Максимилиан Вагнер.
В тот момент я заметила, как же он красив. Аккуратно стриженные седые волосы, маленький нос, глубокие морщины, которые были ему очень к лицу, – все это делало Максимилиана очень привлекательным. Еще больше я удивилась, что в первый раз передо мной мужчина снял шляпу.
– Добро пожаловать, профессор! Я Майя Дуран.
Мы вместе дошли до конца ограждения.
– Наша машина прямо у входа, – сказала я.
Хотя мне и хотелось, я не стала предлагать профессору понести чемодан. Я боялась, что он воспримет это не как помощь пожилому человеку, а как раболепие, свойственное угнетенной мусульманке. Да и сам Вагнер, несмотря на возраст, выглядел бодрым и сильным и держался прямо.
К счастью, подоспел наш внимательный шофер Сулейман. С широкой улыбкой, растягивая на турецкий манер слова, он произнес welco-o-ome, welco-o-ome[8] и взял у профессора чемодан.
Когда мы вышли на улицу, профессор вновь надел шляпу и повязал серый кашемировый шарф.
– Я нечасто простужаюсь, – улыбнулся он, – но в Стамбуле в это время года бывает очень холодно.
– Вы подготовились, – ответила я. – Большинство иностранных гостей, думая, что едут на Ближний Восток, приезжают легко одетыми.
Он рассмеялся.
– А я знаю Стамбул. Не раз испытывал здешние холода.
Не знаю, сейчас ли мне так кажется, когда я печатаю эти строки в удобном кресле самолета, или тогда я это заметила, – но я помню его печальное выражение, хотя он и улыбался.
Сулейман открыл дверь черного мерседеса:
– О! Old man, old car![9] – сказал профессор.
Мы посмеялись. Но его печальное выражение, появившееся, когда мы заговорили о Стамбуле, не пропадало.
Вообще я не очень коммуникабельная, многие даже считают меня холодной. Однако к этому человеку я почему-то сразу почувствовала симпатию.
По дороге профессор устало и печально смотрел по сторонам. Я чувствовала, как он заполнял автомобиль своим присутствием, и это странным образом на меня действовало. Я испытывала к нему и уважение, и какую-то симпатию. Не знаю, чего было больше, но совершенно точно он был интересен и не похож на прежних гостей.
– А когда вы были в Стамбуле?
– С тридцать девятого по сорок второй.
– О, как давно. Наверное, все очень изменилось.
– Да, тогда ни автомобилей столько не было, ни зданий. Да и трасс таких не было.
Он затих. Я тоже ничего не говорила. Сулейман, не понимая, почему мы молчим, тревожно поглядывал в зеркало заднего вида.
На обратном пути тоже были пробки, мы снова ехали по обочине.
– Вы не могли бы убавить температуру?
Только услышав слова профессора, я поняла, как же в машине жарко. Сулейман тут баню устроил. Я попросила его понизить температуру. Затем помогла профессору снять серый шарф и черное пальто. На нем была белая рубашка с острым воротничком и вельветовый коричневый пиджак с кожаными заплатками на локтях. Он совсем не был похож на человека, только что прилетевшего из Америки.
– Чувствуете джетлаг[10], мистер Вагнер?
«Ну ты даешь, – подумала я, только произнеся эти слова. – В таком возрасте, естественно, будет и джетлаг, и усталость».
– Пока нет, но утром точно буду.
– Этот вечер у вас свободен. Мы едем прямиком в отель, до утра сможете отдохнуть.
– В каком я буду отеле?
– В «Пера Палас».
Он слегка улыбнулся.
– Очень рад это слышать.
– Почему?
– Потому что я знаю этот отель, раньше останавливался.
– Он построен в 1895 году. Там писала Агата Кристи.