Серьезные мужчины - страница 12

А когда они принимались отталкивать его руку от своей обездоленной груди и заводить разговоры о том, к чему все это клонится, и нашептывать о бесхитростности брака, он оставлял их с осознанием, что свою девственность они могут обналичить где-нибудь в другом месте. Но те, кто занимался с ним любовью в кустах на пляже Акса или в дешевых отелях Манори, – вот эти были опасны. Это их он увидел в обманчивом покое Опарны. Следом за их жеманной наготой и необузданными стонами, которые ему приходилось глушить, засовывая пальцы им в рот, следом за непринужденными комплиментами, какой он прекрасный любовник, какой заботливый и знающий, какой у него большой член (хотя не слишком-то со многими мужчинами они и спали), наступало безумие. Они рыдали безо всякой причины, болтали о смерти и просили жениться – с великой горечью, что под стать нищете бледно-желтых стен дешевых ночных комнат. Они научили его бояться любви и отправили на Фолкленд-стрит, на жесткие мат расы проститутки, простыни у которой все еще были мокры от пота клиентов, бывших с нею до него. Он раскачивал ее под собой и навсегда запомнил, что она при этом пела: «Джут бхоле каува кате». У песни не было смысла. Никаких метафор. Когда он попросил ее заткнуться, она ответила: «Но мне же надо как-то время коротать». Он бросил ей сколько-то купюр и удрал. Ее смех летел эхом ему в спину. Ни один скорбный крик из всех, какие он слышал в жизни, не шел ни в какое сравнение с этим безумным смехом – по глубине тоски.

Он частенько говаривал своим девушкам, взиравшим на него с нарастающим обожанием на парапете набережной Ворли: «Что грустнее всего на свете? Пара, которая плачет вместе. Над своей несбывшейся любовью или на похоронах своего ребенка. Мужчина и женщина, плачущие вместе. Нет ничего сокрушительнее». Но сам-то знал, что смех той шлюхи куда хуже. Его он никогда не забудет. «Возвращайся, герой», – сказала она.

Не в силах ни выполнять обещания, какие приходилось давать только за то, чтобы потрогать груди девиц, говоривших, что любят его, ни терпеть внезапные горести свободомыслящих женщин сразу после того, как они сводили ноги вместе, ни выносить вопли проституток-упырей, он наконец решил дать брачное объявление в дорогом бюллетене газеты «Махараштра Таймс». И нашел себе девственницу, не имевшую воспоминаний, какие он оставил по себе другим женщинам.

Айян Мани пригласил ее войти. Опарна поднялась с усталого черного дивана. Она не понимала, почему у нее так колотится сердце. Было в этом отшельнике за дверью такое, от чего ей становилось не по себе. Три месяца назад Арвинд Ачарья собеседовал ее, что-то при этом читая. А когда все же взглядывал на нее, в его глазах было полное безразличие – словно тридцатилетних женщин тут за людей не держали. Он угрюмо рассмотрел ее и сказал:

– Вы родились после «Майкрософта»?

Она толкнула внутреннюю дверь и вспомнила ее неожиданную тяжесть. Ачарья, нависая над бумагами, всегда казался крупнее, чем она его себе представляла. Его стол был завален горами сброшюрованных докладов и журналов. И еще там был любопытный камень, который служил ему пресс-папье. Поговаривали, что это кусок метеорита, который он стащил много лет назад из какой-то лаборатории. В цилиндрической склянке стояли четыре свежие орхидеи, и Опарна знала, что эти цветы – не его затея. Рядом со столом размещалась громадная мусорная корзина, четыре фута в высоту. Позади него – длинное раздвижное окно, словно живой портрет Аравийского моря. Стены – девственно голые. Никаких фотографий, никаких цитат в рамочках, никаких афористических заповедей, которые так любят мужчины. Ничего. В дальнем углу комнаты стояли, образуя каре вокруг маленького столика, четыре белых дивана. Эти диваны вечно резали ей глаз. Белые диваны? Зачем?