Городские стражники, пропустив его, поклонились с равнодушными лицами. Никто и не подозревал о том горе, которое с ним случилось, а ему казалось, что об этом должен знать весь мир. Обогнув площадь, Харив остановил своего скакуна возле женской половины княжеского дворца, там, где царствовала его мать – вельможная Раиса. Рабыни склонились до земли, когда он проходил мимо, ей доложили о прибытии сына, и она поспешно вышла к нему.
– Как она могла так поступить! – сетовал Харив на этот раз вслух. – Как могла она пить вино, когда ахкам настоятельно советовал ей не брать в рот хмельного!
– Сенеав убедил тебя в том, что Мирмах потеряла плод из-за чашки выпитого вина?
– Он навестил нас пару дней назад и предостерёг её…
– Как бы не был сведущ мудрейший, он никогда не носил в своём чреве дитя. Поверь мне, сын мой, несколько глотков хмельного не повредят здоровой женщине и не заставят её выкинуть так внезапно. Не от вина это случилось с твоей женой, а от того, что было в этом напитке. Откуда взялся тот сосуд?
– Одна из рабынь призналась в том, что она принесла его своей госпоже, а откуда – она не сказала.
– Пришли её ко мне, я хочу сама расспросить её об этом.
Харив немного замялся.
– В сердцах я сказал, что надо бы свернуть шею этой служанке, – признался он, – а рабы поспешили выполнить моё пожелание.
– Ну что ж, – вздохнула княгиня, – придётся тебе расспросить об этом Мирмах.
Наконец служанки услышали её стоны и пришли с горячей водой и чистыми простынями. Предложили поесть, но действие успокаивающих трав, которые дал ей накануне ахкам, ещё не прошло, и единственное желание, которое сейчас было у Мирмах, – это забыться сном. Засыпая, она чувствовала, как её прокладка быстро наполняется кровью, горячие потоки подтекали под неё, просачивались в постель, а у неё не было сил пошевелиться и позвать на помощь.
Воспользовавшись тем, что в опочивальне госпожи было тихо, одуревшие от безделья рабыни сидели в передней и судачили.
– Это правда, что Ашикву казнили? – спросила одна из них.
– Поделом ей, – отозвалась другая, – только кто теперь будет заплетать госпожу?
– Я могу заплести не хуже.
В саду быстро сгущались сумерки, пора было зажигать лампады, но женщины не спешили.
– Может быть, надобности в этом больше не будет, – промолвила третья, важно качая головой. – Выкидыш первенца – плохой знак, да и красота женщины после этого блекнет. Вот увидите, скоро господин возьмёт себе другую жену.
– Уж не тебя ли?
Все три служанки захихикали, когда в переднюю вошёл Авед. Увидев в полутёмной комнате смеющихся рабынь, он рассердился.
– У господ такое горе, а они смеются, бездельницы! Быстро принести огонь, сюда наш вельможный господин идёт!
Харив вошёл, когда служанки второпях зажигали светильни, но в комнате Мирмах было темно. Он приказал внести лампаду и увидел её на кровати – бледную, как воск, лицо её было умиротворённым, даже казалось, что она чуть-чуть улыбается. Сын князя был закалённым воином, привыкшим к виду смерти, он не закричал, не зарыдал, а молча стоял перед ней. Он вспомнил её глаза, её голос, как она просила его не уходить, остаться с ней, а он ушёл, для того чтобы бездумно носиться по полям, оставив её на попечение бестолковых рабов, а теперь она умерла, и он никогда больше не услышит её голоса. Медленно повернувшись, он вышел из её комнаты. В переднем покое стоял Авед, а позади него – три служанки, ожидавшие приказаний. Кивком головы он велел им пройти к госпоже, и через несколько секунд оттуда раздались вопли и плач. Управляющий стоял перед ним, склонив голову, и в сердце Харива поднялся гнев на своего слугу.
