Сергей Рахманинов. Воспоминания современников. Всю музыку он слышал насквозь… - страница 8

– Signora mia, non so![25]

Сергей, присутствовавший при этом разговоре, очень смутился и просил Наташу оставить ее в покое.

– Ведь приехала Марина, и Marie скоро уйдет.

Марина избавила нас от ужасной стряпни Marie, от ее «кошачьих печенок», как мы называли ее лангеты. А когда Марина впервые поставила на стол миску с русскими щами и мы с жадностью вдохнули их аромат, восторгам не было предела. Суровый и сдержанный с посторонними, Сергей дома преображался. В семье он был чуткий, внимательный и ласковый. Он очень любил мою мать, любил посидеть около нее вечерком и побеседовать о том о сем. Как сейчас вижу его сидящим напротив мамы за столом, боком, одна нога оплетает другую, на коленях железная коробка с табаком, и он своими изумительными пальцами скручивает «тю-тель» (так назывались его самокрутки). Сергей стал сам по мере надобности скручивать папиросы, надеясь, что эта процедура сократит число выкуриваемых им папирос. Беседа часто велась о прошлом. Мама обладала прекрасной памятью и очень хорошо рассказывала, а Сережа любил послушать о дедушке Аркадии Александровиче, о бабушке, о прежней жизни в Знаменке[26].

Стоило раздаться звонку в передней, он настораживался, и, если оказывалось, что пришел «чужой», он наспех собирал свои курительные «доспехи» и, «спасаясь», через кухню уходил к себе.

С 1905 года я начала работать в Третьей сущевской городской начальной школе и там вплотную познакомилась со средой рабочих. Помню свою первую получку. Как горда я была, получив свое жалованье – 38 р. 50 коп. Как счастлива была принести их домой и отдать маме. Мне казалось, что теперь я буду уже не бременем для семьи, а помощницей!

Сережа встретил меня очень «серьезно», конечно, поддразнивая по обыкновению. Когда я вошла в комнату, навстречу поднялась высокая фигура в черном и склонилась в почтительном поклоне:

– Приветствую великого педагога, – в глазах лукавые искры, но голос торжественно серьезен, – где уже мне теперь равняться с тобой, ты человек двадцатого числа[27], а я бедный музыкант! – говорит он с тяжелым вздохом.

А потом, уже вечером, потребовал от меня отчет, как я намерена располагать своим богатством, накрепко запретив мне тратиться на шоколад, распределил все расходы и наказал твердо придерживаться установленных статей. Впоследствии, когда я освоилась в школе и хорошо узнала учениц и их семейное положение, Сережа часто помогал моим нуждающимся ученицам. Умерла от истощения мать одного из моих учеников. После нее остался пьяница муж и пятеро детей от десяти до полутора лет; не было денег даже на похороны. Я просила Сережу оказать им помощь и стала рассказывать, что женщина перед смертью звала меня, а соседки, как после они мне рассказали, «не посмели меня беспокоить». Она просила их передать мне ее просьбу позаботиться о ее сиротах. Сначала Сергей слушал, а потом с потемневшими глазами, измученным лицом просил не рассказывать ему всех подробностей, а скорее сказать, сколько денег нужно на похороны и что еще нужно сделать. Он не знал этой женщины, никогда не видел ее детей и все же так горячо и искренне отозвался на это горе, так готов был помочь всем, чем мог.

Работая в школе, я уже не могла бывать на утренних репетициях Сережиных концертов, а какое это было наслаждение! В былые времена из-за Сережиных репетиций гимназия летела у меня побоку – никакие грядущие кары и возможные двойки не пугали. Утром вскакивали без разговоров, наскоро пили чай и отправлялись на репетицию. Там неслышно проходили по коврам фойе, входили в полутемный пустой зал и выбирали кресла непременно с левой стороны у среднего прохода. Вот входят оркестранты, рассаживаются, настраивают инструменты. Какое-то особенное, приподнятое настроение заставляет выпрямиться. Задерживая дыхание, смотришь на занавеси дверей артистической – ждешь, когда появится такая знакомая, любимая высокая фигура, сейчас сосредоточенная и строгая. Уже невозможно даже вспомнить, что это тот домашний Сережа, который так ласков, а порой так дразнит, что приходится прибегать к помощи мамы, а он со смеющимися глазами, но серьезным голосом доказывает: