Водитель опустил стекло, и Генка узнал в нём недавнего работника базы, ушедшего за разрешением на встречу с начальником.
– Я сам тебе могу заплатить, – хамовато ответил парень. – Я на таксиста похож?
– Извини, – Геннадий отошёл в сторону, пропуская встречную машину. Из приоткрытого окна остановившегося чёрного джипа послышался смех:
– Здорово, Химик! Ты часом не ритуальщиком подрабатываешь? Так говорят, что бабка ещё живая. Устанешь ждать.
– А вы часом не могилу копать приехали? – послышалось из «Вольво».
Новый взрыв смеха заглушил громкую музыку в салоне, от которой вибрировал даже корпус автомобиля.
– А что, есть желающие быть погребёнными?
– Ладно, езжайте. Некогда мне с вами бакланить, – отмахнулся Захар, видя, что его клиент быстром шагом удаляется от дома.
– Борзый ты стал, Химик. Запомни: каждому своё. Вор ворует, фраер пашет, – внедорожник рванул с места, расплёскивая жижу из-под колёс на серую обочину. Следом развернулась и белая «Вольво», догоняя недавнего беглеца. Когда седан поравнялся с Геннадием, Захар притормозил:
– Эй, москвич! Садись, подвезу.
Генка забрался в салон, предусмотрительно отряхнув грязь с обуви:
– Мне бы до школы, если по пути.
– До школы? – Удивился Захар и тронулся с места. – Поздно тебе учиться.
Он надеялся, что приезжий поделится причиной похода в храм науки, однако его пассажир промолчал. Они проехали ещё несколько сот метров и остановились перед серым зданием, окна двух верхних этажей которого были забиты фанерными щитами.
– Она работает? – недоверчиво спросил Геннадий, глядя на эту «маскировку» фасада.
– Ещё как, – откликнулся водитель, прикуривая сигарету. – А, ты про это? От голубей, наверное, стёкла берегут. Раньше в три смены учились, а сейчас и один этаж великоват.
– Сколько я должен? – Генка открыл дверь и повернулся к Захару.
– На базу-то ещё придёшь? – не ответил водитель. – Виктор Михайлович не любит этого.
– Чего не любит? – пассажир с интересом взглянул на Химика.
– Не любит, когда приходят без спроса и уходят, не дождавшись разрешения, – пояснил Захар, выпуская облачко ароматного дыма.
– Даже так? А как же я в школу без высочайшего соизволения? – язвительно поинтересовался Генка.
– Да я не о том, – Захар отмахнулся. – На базу попасть теперь шансов немного.
– А, вон вы о чём? Пустяки. Уверен, что этот вопрос Яков Соломонович решит без проблем, – Геннадий вышел из машины и аккуратно прикрыл за собой дверь.
Он шёл к парадному подъезду школы и улыбался про себя, вспоминая забавный случай из прошлого, когда ему удалось попасть на особо охраняемую территорию комбината в Оренбурге. Всё тот же Яков Соломонович чудесным образом помог в первый раз открыть неподдающиеся засовы строгого запрета. Кто такой Яков Соломонович, Генка и сам не знал. Первое, пришедшее на ум имя и отчество произвело «неизгладимое» впечатление на руководство комбината, и они допустили его, тогда ещё начинающего журналиста, в святая святых, и даже больше, нутра химического монстра, душившего окрестности своими выбросами.
Какое-то время Захар смотрел вслед прихрамывающему журналисту, потом достал телефон и набрал номер:
– Степаныч, ты? А где он? Димон, ты что ли? Сейчас к тебе один кент подойдёт, будь добр, отследи с кем он встречаться будет. Замётано. С меня магарыч.
Машина плавно тронулась, старательно объезжая наполненные водой лужи.
В фойе здания суетились ученики, «броуновское движение» которых трудно было понять. Одни меняли «вторую обувь» на ботинки и сапоги, намереваясь побыстрее покинуть школу, другие – напротив, переобувались, чтобы пройти мимо бдительного вахтёра внутрь. Через короткое время они менялись ролями, словно то, что было сделано ранее, являлось генеральной репетицией по примерке обуви.
