Генка, протискиваясь боком мимо собеседницы в узкую дверь сарая, ничего не ответил, а уронил безадресно, словно рассуждая сам с собой:
– Некогда ему со мной было разговаривать. Он со змеем общался.
– С каким ещё змеем? – остолбенела у ворот Нина Петровна.
– С зелёным. С каким же ещё?..
… Мелкая пороша белой паутиной окаймила застывшие вдоль дороги лужи. Идти по неопрятной обочине в клочках соломы и пыльной пожухлой травы было непросто. Застывшие подошвы скользили на пластинах льда, проваливаясь порой сквозь неверное стекло в крутую липкую грязь. Через несколько сотен метров на ногах застыли могучие колтуны. Геннадий остановился в нерешительности, размышляя, что же ему предпринять такое, чтобы явиться в заявленный центр посёлка без этих вериг на ногах. «Меня в таком виде в магазин не пустят».
Пройдя ещё десяток метров, он увидел в проулке несколько женщин у водонапорной колонки, что-то оживлённо обсуждающих. «То, что мне надо. Попробуем отмочить под струёй воды свои «платформы».
При виде незнакомца разговор стих, собеседницы с любопытством смотрели на приближающегося неуверенной походкой Геннадия. Со спины казалось, что фигура с раскоряченными ногами только что сошла с экрана кино в образе Чаплина. Вместе с тем, отсутствие котелка и трости, а также Генкин рост не позволили ввести в заблуждение аборигенок, пришедших не столько за водой, сколько за свежими сельскими новостями.
– Здравствуйте, бабушки! – фальцетом пропел журналист.
Толпа разразилась бурным хохотом:
– Здорово, внучек!
Как только веселье чуточку стихло, одна из женщин, набиравшая в ведро воды, сбросила с себя клетчатый полушалок и тыльной стороной ладони высвободила из-под воротника шикарные пряди волос цвета яблочной пастилы, которые тотчас накрыли волной девичьи плечи.
– Сколько тебе годиков, касатик? – спросила красавица, искря глазами.
Он заворожённо посмотрел на нимфу и машинально ответил:
– Тридцать два.
– А мне двадцать семь. Так кто из нас дедушка?
Снова все засмеялись, но уже тише, боясь спугнуть редкого путника, забредшего в эти места.
Геннадий несколько оправился от смущения. Московские красотки на Тверской даже в лютый мороз выглядят так, словно только что вернулись с Мальдивских островов. А тут, завёрнутые в сто одёжек матрёшки. Не удивительно, что он обознался в возрасте дам на полвека. Впрочем, были в женской «капелле» и женщины солидного возраста. Это стало видно, когда Генка подошёл поближе и вгляделся в лица.
– Простите, я не хотел вас обидеть. Издалека принял за старушек. Мне бы узнать, где Кайчиха живёт?
Женщины молча переглянулись. Та, что побойчее поинтересовалась, наклонив голову к плечу:
– На кой она тебе?
– Мне бы комнату снять для ночлега, – Генка безуспешно тряс ногами, пытаясь избавиться от налипшей и застывшей грязи.
– Так она на погосте уже как три года. Тебе к ней в постояльцы ещё рановато.
– Уйми язык, Галька, – женщина в возрасте неодобрительно посмотрела на розовощёкую девицу, не спешащую накинуть платок на распущенные волосы. – Всё бы тебе позубоскалить.
– А что я такого сказала? Не на кладбище же его направлять. Сейчас он вас ещё про Стеньку спросит. Мне интересно, как вы ответите?
Генка растерянно переводил взгляд на спорящих селянок:
– А что Стенька тоже померла?
Женщины примолкли и переключились на приезжего. Та, что постарше, поправила воротник и негромко ответила:
– Как бы вам поаккуратнее сказать, чтобы поняли. Она живая, но не в себе. Обидели её проезжие мужики, с тех пор она себя всем и предлагает. Кто-то над вами зло пошутил.
