Кот не лез в свалки и к дыркам с воздухом. недолгий опыт на улице приучил его – с толпой диких котов сражаться себе дороже. Победить то каждого отдельно может быть и можно, но толпой задавят все равно. Он не трясся как совсем котенок в углу и не выл в истерике как сиамец на противоположном конце фургона. Старался не показывать страха. От нехватки воздуха, тряски и голода было совсем нехорошо. Воняло внутри фургона так же как от машин в городе, когда их заводят и те уезжают. Только сильнее. От всего этого сильно тошнило. Дымчатую вислоухую кошку рядом рвало.
Машину трясло. Кот просто закрывал глаза, где-то пытался дремать. Чего уже быть начеку? Все и так уже проспал. Нападать на него причин нет, а если другие коты навалятся – шансов отбиться не будет. Если их им и грозит опасность, то хуже уже и не будет. С этим Полосатый дремал, устроившись поудобнее и обхватив тело вокруг хвостом.
Дерущиеся вожаки даже на секунду прервались, заметив спящего кота в этом всеобщем бесновании и бедламе. Но сумасшедшим то как раз, по своим кошачьим меркам, посчитали именно они его.
Старик и мальчик. Воспоминания
Пацан вылез из спального угла, побежал к умывальнику. В баню завтра только. Умылся, сели за стол. Старик помолился, покрестился, пацан сделал вид, ну да и дед его не сильно ругал с таким – подрастет и сам начнет молиться, он то в его годы вообще пионером был, попов в сценках высмеивал да аллилуйю Ленину пел. Как-то, смеялись всем селом, в старших школьных классах над местным парнем. Тот, Петром звали, кажется, был местным авторитетом до войны. Еще первоклашками они смотрели с восхищением на него – гармониста, первого красавца, секретаря местной комсомольской ячейки. Потом четыре года войны читали в газетах о нем всем селом – вот мол, наш земляк героически вышел из окружения под Смоленском и поджег вражеский танк, вот ему дали медаль за наступление под Москвой, вот он получил Орден Отечественной Войны за Сталинград, после которого его сшивали по кускам, вот он расписался на Рейхстаге. Герой Советского Союза! Шутка ли? Ушел добровольцем, еще 18 не было, пришел младшим лейтенантом – весь в орденах и со звездой героя. А через месяц местный герой, наваливший фашистских трупов выше крыши, пропал из села. А еще через полгода прислал письмо родителям, где говорил, что не может больше жить с тем, что загубил столько человеческих жизней, столько людей отправил на тот свет, что не все они фашисты, а как и он – чьи-то дети, ушедшие на войну. Просил родителей не переживать и со словами любви сообщал им, что принимает постриг и теперь он иеромонах Фотий будет. Тогда то директор школы, опережая новость, собрал школьников в актовом зале, прочел им лекцию о народном опиуме, закурившемся в послабленные войной годы в нашей стране и привел пример – вот, мол, смотрите-ка. Славный герой, на своих плечах принес победу Родине, да и его попы соблазнили. Выпустили тогда стенгазету с антирелигиозной темой, поставили новую сценку, а про героя не говорили без презрения даже между собой. Вот так-то вот.
Старик разлил по железным кружкам из укутанного чайник настоя – донник тут, мята, малина, иван-чай, ягоды сушеные, вместо чая всякого то. Достал лепешки. Еще теплые, засветло пек, вместо хлеба. Поели, позавтракали.
Пацан пошел погулять.
За него старик не волновался – изучил все вокруг. Тропинок нет, а тому и не беда.
