Серы гуси - страница 20

– Ладно, Федорыч, пойду.

Старик вынул из камуфляжного бушлата деньги. Толик забрал не считая. Сумку поставил поближе к входу.

– Давай. Седни что у нас? Какой день?

Старик поморщился. За календарем следил, но время тут в лесу стиралось и порой несколько дней скопом календарь он не отрывал, потом спохватывался и с внуком вспоминали, считали и приходили к нужной дате.

– Через пять дней получается. Сам то отсчитаешь?

Толик закивал.

– Ну бывай. Не болейте тут.

Старик понес сумку в домик, а Толик скрылся в деревьях. Проходя через им уже проторенную тропинку и поломанные ветки (лучше всяких вешек, если уж ты по лесу ходить умеешь), Толик заметил краем глаза движение. Подняв чуть выше глаза, он увидел мелькнувшего зверя. Кто такой? Ветки зашевелились, выше пролез здоровый кот.

– Тьфу ты, скотина.

Толик пошел дальше, недоумевая, как в лесной чащобе средней полосы оказался котяра. Ладно бы из деревни сбежал, но его деревня – ближайшая, тут топать и топать. И жрать ему тут что?

Толик вспоминал, как еще школьником был, у него жил любимый кот. Как однажды вечером, пока родители смотрели у соседей телевизор, где в программе “Время” показывали полумертвого Брежнева, он пошел погулять. Вечером буднего дня ребят на улице не было никого, декабрь был холодный. Он обошел деревню вокруг и, направляясь к дому, нарвался на здоровых бугаев из соседней деревни. Что они тут забыли, было совершенно непонятно. Стояли, в теплых телогрейках Им было по двадцать, а он стоял перед ними четверыми, тринадцатилетний шкет и что-то лепетал, когда те требовали принести им денег на бутылку. Как какой-то из них, сидевший и с наколками на пальцах, хрипя простуженной глоткой в ухо, приобняв за плечи, тянул из него душу, что или трешка или разбитое лицо, как упал в снег от удара. И как потом, прибежав домой, родителей еще не было, плакал в своем закутке, закрывшись одеялом. И любимый серый кот под это одеяло пробрался, мурлыкал, слизывал слезы. А маленький Толик обнимал кота, держал его за умную голову и чувствовал, что все деревенские дружки, одноклассники, пионерская дружина – все чепуха, а лучше кота друга у него еще не было.

Кот тот умер, когда Толик учился в городе и его смерть уже у взрослого и огрубевшего сердцем юноши ничего не вызвала. А вот сейчас, вспомнив внезапно, как будто это было час назад, тот декабрьский вечер, в груди защемило. Стало жалко. Всех – мир, себя, у которого не сложилась жизнь и доживающего век в деревне. Родителей, померших и не увидевших счастья и удачи у единственного сына. И серого кота из детства, который, единственный, может быть, за всю жизнь его не предал и любил бескорыстно, просто по факту его существования.

– Завести себе котенка что ли, – бормотал Толик, пробираясь сквозь ветки. – Или ну его, мороки с ним. Да и хотя бы, поговорить с кем. Сижу в глуши, бабки одни остались почти неходячие, с ними чтоль говорить? Москвичи раз в год приедут, соседи, с ними тоже – как на бича смотрят.

Через грязь и снег тащиться было тяжело.

– Возьму! – твердо решил вслух. – у бабок спрошу у кого кошки, котенка возьму. Пусть живет, много не сожрет.

Толик шел домой, чуть задыхаясь и в испарине и не знал, что котенка он никогда уже не заведет, а тот серый кот в декабре 1979 года так и останется его единственным в жизни котом.

Полосатый бежал по лесу. В этой местности он прибился недавно. Места были непроходимые для людей, как сначала казалось. Не так далеко был и выход к заброшенным полям. По опыту Полосатый знал – тут с весны будет хорошо ловить полевок. Они вкусные. Еще был ручеек, родник с чистой и вкусной водой, которая бежала в болотце. Птицы скоро прилетят и опять же – будет что поесть.