– Антон Алексеевич, но нам сказали ходить к вам! – начал Федосеев.
– Решайте это с теми, кто вам сказал! – отрезал Семенов, – я не знаю, что вам делать. Идите к заведующему, в деканат, в ректорат и так и скажите: Семенов не допускает нас до занятий. Все, друзья, мне нужно подготовиться к паре, не отнимайте мое время! – он развернулся и собрался вернуться за преподавательский стол.
– Антон Алексеевич, а оно надо? – Федосеев угрожающе прищурился. Семенов резко обернулся и несколько секунд пристально смотрел на студента. Федосеев шумно сглотнул и отвел глаза.
– Всего наилучшего, ребята! – бросил Семенов и больше уже не обращал на них никакого внимания.
***
– Петровский!
– Здесь! – Петровский поднял руку, показывая преподавателю, где находится.
– Романова! Романова здесь, отлично… Рысева! Рябухин! Где опять Рябухин? Понятно… Савельева!
– Нет! – подала голос староста.
– А с Савельевой что? – пожилая преподавательница удивленно посмотрела из-под очков, – показалась ответственной… случилось что-то с Савельевой?
– Она… она, в общем, в больнице, ее не будет, – пробормотала староста, немного потупившись, – Олеся Витальевна, я вам потом все объясню…
– В больнице? – преподавательница подняла брови, – ладно, понятно, причина уважительная. Пусть выздоравливает.
Петровский с Асхатом переглянулись. Асхат пожал плечами. Петровский покосился на старосту Настю, которая сидела с напряженным лицом и о чем-то шепталась со своей подружкой…
После звонка они с Асхатом первыми покинули аудиторию. Настя вышла спустя пять минут в окружении своей свиты. Все девочки продолжали о чем-то переговариваться.
– Настюх! – Петровский окликнул старосту. Та обернулась и сделала вопросительный жест головой, – Насть, иди сюда! – позвал Петровский.
– Что, Кость? – староста подошла к нему и вопросительно посмотрела. Стайка девушек остановилась поодаль, не спеша удаляться.
– Что там с Анькой такое случилось? – спросил Петровский, глядя на маленькую Настю сверху.
– В больнице, я же сказала Олесе Витальевне, – уклончиво ответила Настя, – Кость, нормально все, выздоровеет. Не переживай…
Староста собралась уходить, но Петровский резко поставил руку на стену, перегораживая ей проход. Асхат встал чуть правее, отрезая все пути к отступлению. Настина свита напряглась и уставилась на них.
– Костя, в чем дело? – возмутилась она, – пройти дай!
– Настюха, я тебя четвертый год знаю! – Петровский смотрел ей в глаза, – и вижу, когда люди мне врут! Давай рассказывай, что там с Анькой такое? Я, может, помочь хочу. Я же не зла вам желаю…
– Кость, ну там личное… – Настя опять попробовала уйти от ответа.
– Настюх! – Петровский повысил голос, – сколько раз я вам всем помогал? Хоть раз было такое, чтобы подвел? Давал я повод себе не доверять? Люди просто так в больницу не попадают. Нет, был бы роддом, я бы отвалил без вопросов, но чует мое сердце: ничем хорошим там и не пахнет… говори!
Петровский смотрел на Настю, как удав на кролика. Подружки что-то возмущенно запищали, но слишком боялись его, чтобы напрямую вмешиваться. Настя поняла, что выхода нет…
– Короче, она в шестой… – буркнула староста, опустив глаза.
– Шестой?! – Петровский опешил, – но это же «травма»! Что случилось? Сбил кто? Как она?
Аня была хорошим и порядочным человеком. Петровский всегда хорошо к ней относился, выделяя из общей массы «планктона» и «курятника». И сейчас по-настоящему переживал.
