Ее постепенно сморил сон. Легла на сложенные руки, разглядывала узор и царапины на полировке стола. Кузя забрался на колени и начал урчать, выпуская когти. От него исходила тепло. Яна проснулась от того, что ее приподнимают чьи-то руки. Мама шептала:
–Тише, тише, пошли спать. Твое кресло уже расставила.
В комнате было темно. С родительского дивана доносилось папино сопение. Яна расстегнула халат, легла на свое кресло. Говорят, оно старое. Еще папа на нем спал, когда учился в старших классах. Но оно прикольное. Изголовье и подлокотники прячут твою голову, можно долго не спать ночью, таращить глаза в темноту, мечтая о счастливой взрослой жизни. Она будет богатой. Обязательно. Купит себе много пирожных и съест их одна. А еще большой арбуз. И будет его есть прямо ложкой, вычерпывать мякоть. Прошлым летом они брали такой арбуз на бабушкин день рождения. Надо было его порезать на всех и отгрызать вкуснейшую красную плоть от бело-зеленой корки. Яна решила отрезать сама и срезала только кусок мякоти, без корки. Это было не специально, но она получила нагоняй, что так делают только жадины и эгоистки. Все хотят есть мякоть, нехер самую вкуснятину отрезать себе и оставлять корки другим.
Мама стояла у ее кресла, складывала стопочкой Янин халат и колготки. На нее это не похоже. Обычно сама снимает колготки комком и кидает их где попало. А тут стоит, складывает, не уходит. Яна чувствовала, что мама что-то хочет сказать или сделать, но не знает как. Ей трудно говорить, трудно мириться. Легко только наорать. Поэтому ссоры в их доме частые и висят в воздухе несколько дней, аж дышать тяжело. Наконец, мама села на край кресла, потом легла рядом, обняла. Яна затвердела как окорочок из морозилки. На нежность она реагирует также, как на агрессию —все тело и мысли каменеют. Мама погладила Яну по голове, потом с силой повернула к себе. Ее глаза сверкали в темноте.
–Ты знаешь, кто такие путаны? – прошептала она.
Яна помотала головой. Раньше думала, что это красивые девушки, типа принцесс, которых добиваются лучшие парни. Сегодня поняла, что с этим словом связано что-то таинственное и мерзкое. Из той же серии, что прокладки, женская кровь, секс и рождение детей.
–Это плохие тети, – пояснила мама. – Не надо в них больше играть и не мечтай ею стать. Хорошо?
Яна кивнула, хотя хотелось уточнить, чем именно они виноваты. Что плохого быть красивой и сидеть в ресторане рядом с богатым дядькой? Сложно все у этих взрослых. Еще сложнее – у детей, которым ничего не объясняют, только орут, если ты не разобрался в перипетиях взрослого мира. Скорей бы вырасти и все понять.
Яна уснула. Мама вроде бы осталась с ней на узком кресле. Она всегда была стройная, как девочка, помещались с ней вдвоем даже на боковушке в плацкарте. На диване, конечно, больше места. Но в последнее время, мама все реже ложится с папой вместе. И не говорит с ним почти никогда. А раньше вместе пели свои дурацкие песни под магнитофон “Соната”.
–Казанова, Казанова, зови меня так! – папа со смехом тыкал себе пальцем в грудь.
–Мне нравится слово! – подпевала мама, приплясывая.
Сейчас музыку слушают поодиночке, когда второго нет дома. Странные какие–то песни, не поймешь про что. В последний раз папа сидел с бутылкой бабушкиной настойки за полированным столом. Магнитофон рядом пел заунывную песню,какую-то жуть про шрамы на спине. Яна сидела тут же, пыталась делать уроки, не вслушиваясь в песню и не напрягаясь от выпивающего папы.
