Я повернулась к Ленке, но той и след простыл. Если я и испортила ей карьеру, то так даже лучше. На месте соплячки я бы сейчас покупала билет в другой город. А там, может, и удача ей подвернется. На земле валялся мой шарф, втоптанный в грязь. Я подобрала его, потом сумку, уже изрядно запорошенную снегом, погрозила пальцем Дылде, который, спрятавшись от меня за мусорным баком, тихонько подвывал буре, и нащупала в кармане посадочный талон – порванный. Если судьба и хотела дать знак, то яснее намекнуть было сложно.
На входе в здание аэропорта я сказала контролеру у рамки металлоискателя, что видела парней, дерущихся у мусорных баков на заднем дворе столовой. На всякий случай добавила, что сама искала там сбежавшую из переноски кошку знакомых. Женщина в форме выслушала меня довольно равнодушно, но в рацию что-то пробубнила. Оно и понятно. Кому охота разнимать идиотов в метель.
В туалете я сняла варежки и осмотрела сбитые костяшки правой руки – в энтузиазме перестаралась с мордой Лысого. На белый фаянс потекли розовые струйки. Хорошенько отмыв пальцы, я взглянула на себя в зеркало и вдруг четко осознала, что взглянуть на могилу Егора одним глазком у меня не получится. Эмоции зашкаливали. Я ведь устрою побоище – хотя бы в той же семье Корнеевых, которые наверняка знали про настоящих убийц Егора. На воле дышалось слишком хорошо, обратно в тюрьму я не пойду.
Нужно успокоиться и отсидеться – пусть и в скуке, но план Грача был хорош всем. Я, конечно, немного испортила себе отпуск с этими двумя наркоторговцами, но валил снег, и на мне была шапка – запомнить будет сложно, учитывая, что мы находились в аэропорту, где собирались люди со всей страны. Меня разглядела Ленка, но я надеялась, что у девчонки хватит мозгов спрятаться и молчать. Проблемы с начальством у нее и до меня появились. Я решила, что поищу квартиру ее деда в Лесогорске. Бабкино радио редко когда подводило. А еще завтра надо будет вернуться в столовую и посмотреть нет ли возле мусорки камер. Шансов мало, но проверять такие вещи стоило. Светиться на заднем дворе сейчас было рискованно. Наткнусь либо на полицию, либо на друзей побитых амбалов.
Обдумав все это и взглянув в зеркало себе в глаза, я поклялась больше не ввязываться ни в какие сомнительные истории, вести себя тихо, ни с кем не драться и с подозрительными девочками (а тем более, с мальчиками) не знакомиться.
В Лесогорск я вернулась к полуночи, с трудом протолкнувшись в последний автобус. На всякий случай сразу в квартиру не пошла, а походила вокруг дома, внимательно изучая окрестности, крышу и окна. Сигнальные маяки тронуты не были, квартира пустовала. Не включая свет, я приняла душ и легла, не распаковывая чемодан. Снова поползли мысли про огнестрел, но усилием воли я отсекла их, как притягивающие неприятности. Положив под подушку японский нож, я немного успокоилась и даже почти заснула. По крайней мере успела увидеть улыбающееся лицо Егора, прежде чем меня разбудил рев музыки с первого этажа.
Какое-то время я лежала, пялясь в темноту и думая о вызовах судьбы. Я даже собственницей квартиры-то не была, так, проездом здесь оказалась. Общественным порядком должны заниматься соответствующие органы, участковый, к примеру. Поговорив так с собой еще минут десять и понимая, что кровь, разгоряченная дракой в аэропорту, на самом деле ни черта не успокоилась, я села и потянулась к одежде, уговаривая себя, что мне ведь плевать на шум, как и всем жителям дома, которые вели себя тихо-тихо. Никто даже в стенку не постучал. Получалось, что, как всегда, одной только мне и надо.
