Читать онлайн Вера Петрук - Северина и Адский Кондор

Когда Грач сообщил, что меня выпускают по амнистии как ветерана боевых действий, я уже давно была взрослой девочкой и в сказки не верила. Четыре года в колонии строго режима могут даже фею заставить поверить в то, что сказок не бывает. Феей я никогда не была, а вот Ведьмой быть приходилось. Тот, кто в отделе придумывал позывные, страдал плохим чувством юмора, но коллеги, отдел, начальство и работа – все это осталось в прошлом. Между ним и настоящим пролегла бездна, на дне которой маячило убийство, которое я не совершала, и месть, которой я жаждала, как вампир, пролежавший в могиле четыре года без капли крови.

Вообще-то, любой, кто знал меня в прежней жизни, сказал бы, что Ведьма и убийство – синонимы, но моего Егора убила не я. Для мира я всегда была невидимкой с новым паспортом каждые полгода. Тех немногих, кто знал меня раньше, в свое будущее я звать не собиралась. Когда настанет великий день мести, ответит каждый.

– Ну, как ты, Ведьма? – спросил Грач, услужливо открыв передо мной переднюю дверь минивэна. Мог бы и подождать с вопросами. Тюрьма еще возвышалась за нашими спинами злым роком, разбившим мою судьбу на осколки.

Мне никогда не нравился этот дурацкий позывной – «Ведьма». У других агентов встречались имена посолиднее. Кобры там, анаконды, а уж пауков – и не перечислить. Мне всегда хотелось иметь «паучий» позывной. Например, я могла быть Аргиопой – это паук-оса, или, если начальство хотело избежать банальности, то Коричневая Вдова – тоже ничего. Черных вдов и каракуртов в нашем мире было много, но Коричневых Вдов, кажется, еще не встречалось. Тоже неприятное насекомое со смертельным исходом случайной встречи. Но после неудачного знакомства с главным, и его случайно брошенного «Вот же ведьма!», прозвище за мной закрепилось, а потом стало рабочим. Я тогда глупая была, только что из тренировочного центра, где меня научили всему, но только не острить с начальством. «Перед этим я бессильна», – вынесла вердикт моя наставница по кличке Жало, которая до сих пор снилась мне в кошмарах. В общем, я потом даже заявление писала с просьбой сменить позывной, но начальство оказалось злопамятным, так я Ведьмой и осталось. Похоже, ей и умру.

– У меня имя есть, – мрачно буркнула я, глядя в боковое зеркало, как с бешеной скоростью исчезают высокие заборы, дозорные башни и серая коробка тюремного здания. Грач никогда не умел водить машину нормально – только, как идиот, на огромной скорости. Все, кому не посчастливилось с ним ездить, обычно сразу вспоминали, успели ли они написать завещание.

– Расслабься, детка, – хмыкнул этот придурок, с которым мы никогда не ладили. – Вдохни и выдохни. Страшное позади. Ты свободна и еще не старая, впереди будущее.

Я схватилась за руль, навалившись на Грача плечом, а потом перехватила управление и второй рукой. На такой скорости любое неловкое движение руля – и мы в кювете, но я лишь крепко вцепилась в оплетку, не дав Грачу совершить непоправимое. Колеса все равно черпнули кромку, гравийное крошево с хрустом забарабанило по днищу, а Грач, хоть и работал в прошлом каскадером, побелел так, будто увидел мертвого таракана в откушенном пирожке. В следующую секунду я вернулась на свое место и поправила ремень безопасности – мало ли. Самой стало страшно, но я хотя бы проснулась – часы показывали половину пятого утра.

– Вот же… ты, что творишь, бешеная? – в сердцах воскликнул он, но хотя бы сбавил скорость, и дальше мы поехали нормально. Значит, тоже испугался.

– Не детка, не Ведьма и не бешеная, – медленно произнесла я. – Северина.

– Да понял я, – фыркнул он. – Рин, в самом деле, ты совсем в своей тюрьме озверела.

– Не зарекайся, – предостерегла я его. – На такой работе, как у тебя, «своя тюрьма» может появиться у каждого. И глазом моргнуть не успеешь.

С Грачом разговаривать не хотелось, от него воняло предательством и обманом, но назад в бетонный мешок я не хотела. В общих чертах условия моего освобождения мне назвал адвокат, Грач должен был сообщить лишь детали. Однажды меня уже выкинули на мусорку за ненадобностью, однако мир вдруг вспомнил, что Ведьма, оказывается, еще могла пригодиться. Прямо о моем возвращении не говорили, но намеки я понимала. Соглашусь на все, поступлю по-своему.

– Ты не обижайся, против тебя такие улики выкатили, ничего поделать было нельзя, – почему-то стал оправдываться Грач. Я привыкла молчать, в одиночных камерах насиделась, ему же молчание было невыносимо. – Ты ведь понимаешь?

Я все понимала. Имелась масса вариантов, но начальство не захотело возиться с моим делом. Я уже тогда собиралась уходить со службы, и, будучи не на самом хорошем счету, не была достойна того, чтобы помнили о моих былых заслугах.

– Все нормально, – не понятно кого успокаивал Грач. За окном брезжил унылый зимний рассвет, снег еще не выпал, и было заметно, что серая полоса бурьяна, бесконечно тянувшаяся вдоль дороги, его удручает. Я же наоборот ловила каждую деталь, которую выхватывали из темноты фары. Все восхищало – побуревшие метелки полыни, черные силуэты деревьев, индиговое небо и бледнеющие звезды. Даже мороз, проникающий в открытое окно, и двойная сплошная на асфальте – и те были в радость. Глаза не могли насытиться миром, и я понимала: неважно, что от меня потребуют за свободу. Соглашаться придется. Не могло же быть так, что я, действительно, попала под амнистию, и Грач по доброте душевной встречал меня из тюрьмы. Или могло?

– Ты бы окошко прикрыла, не лето, – буркнул Грач, но, видя мое настроение, спорить не стал и лишь застегнул куртку.

– Годик тихо полежишь на дне, – наконец, перешел он к делу. – А потом, может быть, и вернуться захочешь. Я ведь тебя знаю. Таким, как ты, без работы нельзя. А с тюремным «стажем» кто тебя еще возьмет?

Значит, решили по-хорошему. Все эти фразы «вдруг захочешь» и «может быть» указывали на то, что принуждать меня пока не собирались. А вот в целый год отдыха верилось мало.

– У нас руководство сменилось, – выдал тайну Грач. – Такой бардак сейчас творится. Ты как раз отдохнешь, а мы порядок наведем. Я, знаешь, неожиданно, в начальники попал, так что ты со мной дружи, я теперь не последний человек. А что? Не век же мне в поле работать. Ты вот у нас еще молодая. Сколько тебе?

Грач прекрасно знал, сколько мне лет, но я была не в том положении, чтобы с ним острить. Язык пришлось прикусить, а ведь столько всего хотелось ему рассказать. Например, о его брюхе, которое он нажрал за четыре года, что я провела на нарах, и о его бегающих глазах, которые, как и раньше, выдавали его страх передо мной. Интересно, почему он не отправил шестерку, а предпочел встречать и терпеть меня сам?

– Кадров не хватает? – все-таки не выдержала я.

– Что?

– Я говорю, тюрьма не красит, так?

Грач странно на меня посмотрел и включил радио. Там играло что-то непонятное, из современного. Девушка старалась петь, но получалось у нее плохо, да еще и акцент портил дело. Говорила, вроде, по-русски, но буквы то ли картавила из-за дефекта речи, то ли специально произносила на иностранный манер. Грачу нравилось, он даже закивал в такт песни, мне же от такой «музыки» стало тоскливо.

– Скажи что-нибудь про мои волосы.

– Седину надо закрасить, – бросив на меня быстрый взгляд, выдал Грач.

– Они длинные!

Он фыркнул, я тоже. Грач даже представить не мог, каких усилий мне стоило сохранить длину волос там, где каждая сучка стремилась их отрезать. Но мои длинные волосы нравились Егору, и я поклялась, что короче они не станут.

Я знала, что никогда не выглядела на свой возраст. В тридцать я легко выдавала себя за старшеклассниц, но тюрьма оставила на лице свое клеймо. И дело было даже в не сломанном носе и не в морщинках, заплясавших вокруг глаз. Придется приложить титанические усилия, чтобы изменить сам взгляд.

– Ничего, пластику тебе сделаем, – Грач кивнул на мой нос, по-своему истолковав молчание. – Можем, вообще, новое лицо сшить. Ты даже не представляешь, какие у нас сейчас деньги и возможности. Просто огромные! В отделе такие люди работают!

Но тебе зачем-то понадобилась списанная со счетов Ведьма, подумала я и поймала свое отражение в боковом зеркале. На меня взглянуло бледное лицо с большими черными глазами. В тюрьме я сильно потеряла в весе, на лице только глаза и остались. Медведка, старшая по камере, говорила, что сломанный нос мне идет. Она же мне его и сломала, когда я отвоевывала свое место в тюремном мире. Было обидно уберечь нос за все годы обучения в центре, потом работы, где приходилось сталкиваться с любителями разбивать чужие носы, но проиграть какой-то бичихе, у которой оказался хороший удар левой. Медведка своих недостатков не скрывала, а ее честность сделала нас лучшими подругами. Ирония судьбы. Подруг у Ведьмы раньше не водилось.

– Давай другую музыку, – не выдержала я.

– Что хочешь? – равнодушно спросил Грач, не собираясь переключать радио.

– Ламбаду.

– Смеешься? Нельзя быть настолько старой.

Я усмехнулась – мне теперь можно было многое. За спиной оставался бетонный мешок и мои друзья – Дашка Несчастная, Королек, рыжая Сабина и, конечно, Медведка. Из моего отряда под амнистию больше никто не попал. Они обещали писать. Ну, хоть кто-то.

Кончался ноябрь, но зима в этом году началась рано и, кажется, собиралась лютовать. Морозы стояли крепкие.

– Открой бардачок.

В свете фар блеснул указатель. Тридцать километров до аэропорта. Кажется, скоро мы с Грачом попрощаемся. Я надеялась – навсегда.

– Лесогорск, – прочитала я название города на билете. – Это где? На Севере?

– Дальний Восток, – буркнул Грач. – Ты только без фокусов. В сеть не выходи, телефоном не пользуйся, мы тебя, если что, сами найдем. В общем, тебе и без меня известно, что значит тихо лежать и не отсвечивать. Никто не знает, что ты вышла. И никто не должен узнать. Там, в бардачке, еще конверт лежит, в нем твои новые документы, в том числе, на квартиру. Да, мы помним твои заслуги, поэтому сняли тебе однушку на год. Все оплачено. Банковская карта будет ежемесячно пополняться, назовем это пенсией. В Москве, понятно, на эту сумму ты не прожила бы, но в Лесогорске будешь королевой.

Вот же, гады, молча выругалась я. Тотальная слежка, значит. «Жучки» будут даже в унитазе.

– Меня бы кто-нибудь на год отпустил, – покивал своим мыслям Грач. – Да еще каждый месяц деньги кидал на карту… Эх, Ведьма, я тебе завидую. Можно с утра до вечера сериалы смотреть, в игры играть… Главное – не спиться.

Он захохотал, но я веселья не поддержала. До аэропорта мы доехали в молчании.

– Северина, – напряженно окликнул он меня, когда я вышла на мороз и сунула руки в карманы куртки, которую последний раз одевала четыре года назад.

– Я не буду мстить, – заверила я его.

– Слова твои по ветру летят, – пропел Грач фразу из известной песни. – Только сунься к Корнеевым, крошка, и ты дашь мне повод вспомнить, почему я тебя ненавижу.

Я кивнула и подхватила свою легкую сумку. Вещей у меня было немного – как всегда. Спасибо за предупреждение, гад, но у тебя пока нет причин беспокоиться. Раньше злобы во мне было столько, что однажды она полыхнула и сгорела, едва не подпалив меня саму. Теперь в меня ничто не вселялось – ни скорбь, ни ненависть. В чем-то Грач был прав. Нужно время. А потом я созрею и воспряну, как феникс. Раз уж наш чертов волшебный мир решил вернуть Ведьму назад.