Стойкая женщина.
– Вы знаете, Сергей , что в своё время я убежала из ГДР на Запад, но мне всё-таки кажется, что частная жизнь, при каком бы строе она не была, a priori несёт в себе возможность счастья. У вас ведь многие люди были счастливы при Сталине, как и у нас при Гитлере. Они любили, рожали детей, радовались хлебу насущному…
– Вы безусловно правы, но то, о чём мы сейчас говорим, очень трудно сформулировать. Мы только можем догадываться, что подразумеваем одно и тоже под понятием частная жизнь.
– Ну, я думаю, что мы прекрасно понимаем друг друга.
В Бланкенхайне Серов попросил высадить его возле ратуши, в его планы на сегодня входило ещё посетить «Zur Krone». Уютный ресторанчик на первом этаже скромного отеля был наполовину заполнен посетителями. Хозяин заведения, высокий одутловатый гигант лет сорока пяти, с угрюмым лицом акромегала, сам обслуживал столики и, когда подошел принимать заказ – большую кружку «экспорт», скорее всего не узнал в Серове того русского клиента ,что часто заглядывал сюда два года назад.
Обитая темным полированным деревом, стена за стойкой бара была увешана расписными тарелками, и специально для этой стены Серов привез в этот раз тарелку с видом ростральных колонн. В следующее свое посещение он подарит ее хозяину. Ему нравилось здесь сидеть, смотреть на выпивающих немцев, ему нравился обычай, когда вновь входящие подходят к столику и приветствуют сидящих постукиванием костяшками пальцев о столешницу. Вот и сейчас вошла пара – оба в возрасте, он – инвалид на костылях, с ампутированной на уровне колена ногой, и тоже постучали компании, сидящей за соседним столиком. Серов узнал этого инвалида – в ту прошлую пору здесь у них завязался разговор о медицине, о больнице в Бад-Берка, где инвалид проходил лечение. Хотя в основном Серов тогда общался с его женой, так как инвалид говорил на тюрингском диалекте и понять его было невозможно. В общем , «знакомые все лица», только вот его самого никто не признавал. Одно дело помнить хозяина или человека без ноги, но у него –то нет особых примет, чтоб его запомнить. А все-таки есть в этом что-то приятное – спустя год узнать человека, с которым общался всего ничего, да еще в чужой стране.
Жестом он не подозвал хозяина, но дал понять, что хотел бы еще пива, и когда тот подошел , держа на подносе большой бокал светлого «экспорт,а», попросил рассчитать его. «Danke schőn» – гулким басом прогудел хозяин, забирая шесть евро, – фразу, которую знают все русские с малых лет.
6
Остававшийся до отъезда в Констанц день Серов провел , слоняясь по Бланкенхайну. Посетил магазин фарфоровой фабрики. Накануне, роясь в стеллажах библиотеки , он нашел журнал с изложением истории этой мануфактуры. Вильгельм Шпек основал предприятие в 1790г. Уже через семь лет принял участие в Лейпцигской ярмарке . Фирменным знаком его фарфоровой посуды была голубая буква «S» под глазурью. Кроме посуды, выпускались фарфоровые курительные трубки разнообразных форм. Кое-что из продукции того времени дошло до наших дней, например, свадебный сервиз, подаренный дочери Вильгельмине. К 1816г. на фабрике трудились 155 рабочих. Бланкехайнский фарфор очень ценился, что , в частности, отмечал в своих дневниках Гете. Умер Шпек в 1830г. в возрасте семидесяти лет. Во времена второй мировой войны фабрика выпускала изоляторы и посуду для вермахта. В 1947г. (подробность вообще характерная для немецкого отношения к истории) на фабрике была открыта кухня для сотрудников, где работники могли получать горячее питание в добавление к продуктовым карточкам. А с первого июня 1948г. каждый сотрудник получал дополнительно к зарплате 40 сигарет ( радость для курильщиков и объект обмена для некурящих).
