Делани наклонился, поднял мальчика и обнял его. Малышу было тепло в его руках. Делани держал его крепко, чувствуя, как тает лёд в его замёрзшем сердце.
– Деда, – сказал мальчик.
Роза объяснила, что мальчик съел на обед сэндвич с ветчиной и немного грибного супа, и прошла с Делани из спальни в верхнюю ванную. Сырный ящик был уже на месте.
– Мне надо будет его покрасить, – сказала она. – В настоящий хороший жёлтый цвет. Понимаете, солнечный такой.
На прутьях вешалки были аккуратно развешаны полотенца, мыло лежало на стеклянном блюдце. Затем они задержались у двери в комнату Молли.
– Роза, эта комната заперта, – сказал Делани мягко и вежливо. – К тебе это не имеет никакого отношения. Это лишь…
– …комната вашей жены, да? – спросила она.
– Совершенно верно, – сказал он, думая: женщины всегда чувствуют самое важное. Она мрачно и с некоторой жалостью взглянула на Делани.
– Хотите поесть? У меня тут суп в кастрюле, хлеб есть свежий.
– Я сам о себе позабочусь.
– Я могу сделать это. Потом схожу кое-куда вещички заберу.
Они спустились по лестнице вместе, на этот раз мальчика держала Роза. Запах керосина усилился. На скамье ожидали двое пациентов, женщины.
– Займитесь ими, – сказала Роза. – А я пойду разогрею суп.
Она спустила Карлито с рук и прошла в кухню, а малыш держался за её юбку. Делани осмотрел пациенток: тяжёлая простуда с сухим кашлем, вывих лодыжки. Когда они ушли, он вернулся в кухню, и Роза зачерпнула ему супа, положив на стол итальянский хлеб с куском сливочного масла. Суп был вкусным, хлеб свежим, с хрустящей корочкой, покрытой зёрнышками. Мальчик наблюдал за тем, как он ест.
– Роза – хорошая, – сказал он мальчику. – Ты должен делать всё, как она говорит, потому что она очень добра к тебе.
Пока Делани говорил, лицо мальчика было серьёзным. Скоро он будет свободно говорить по-английски, а также и по-итальянски. Ну, или по-сицилийски. Интересно, как в мозгу связываются слова? Почему швейцарцы говорят на трёх языках, а большинство американцев и один-то освоить не могут? Снова зазвонил телефон, и в дверь просунулась голова Моники.
– Звонит Джеки Норрис, – сказала она. – Он говорит, вы в курсе, насчёт чего.
Он поднялся, направляясь в офис. «Поговори с этим молодым человеком, Роза, пока я занят, хорошо?»
Все копы разговаривают одним и тем же голосом – монотонно и лаконично, а Джеки Норрис пришёл в полицию, как только вернулся с войны. Они обменялись приветствиями, и Джеки приступил к сути дела.
– Док, твоя дочь Грейс в первый день Нового года села в Хобокене на испанский сухогруз. Направляется в Барселону, в Испанию. Прибывают они дней через, эээ… десять. Всё зависит от того, как там, в океане. У неё американский паспорт на девичью фамилию и два места багажа. Она не пользуется фамилией мужа, которую ты мне сообщил.
– Есть ли возможность послать ей радиограмму?
– Конечно, есть. В смысле, должна быть. Давай я выясню.
– Не надо, Джеки. У тебя полно других дел.
– Я всё равно выясню.
– Кстати, – сказал Делани, – как твоё колено?
– Такая погода меня убивает. Долбаные фрицы…
– Заходи. Я посмотрю.
– Пока никак. У нас двойное убийство на Мортон-стрит. Меня привлекли, поскольку я знаю окрестности. Мужчина и женщина, мёртвые в его постели, и её муж в бегах. Обычное дерьмо.
– Кто-то из знакомых?
– Не-а. Мёртвый парень из Бруклина, два месяца прожил на Мортон-стрит в меблированных комнатах. Супруги – ирландцы. Возможно, только что с парохода. Любовь – удивительная штука.
