Правда, смешно. Побегаешь по тайге, пока найдёшь его, медведя-то. Не так это просто, с ним встретиться. Но все эти знания, умения пришли через годы. И батя учил, выговаривал, объяснял, да показывал, и сам понимал, кажется, что понимал, а один чёрт, как-то побаивался, иногда.
Потом добывать начал. Сперва с батей, захлёбываясь собственной отвагой, преодолевая спазм горла, когда он прёт на тебя, а из пасти разверзнутой вместе с кровавой пеной хрип предсмертный. А ты с одним патроном в стволе, и понимаешь, видишь, что он уже мёртвый и не страшно ему, что ты с ружьём. Не страшно. Просто ему надо дельце одно завершить и всё, ткнуться мордой в снег и затихнуть. А дельце то мизерное, – тебя осталось располовинить или хоть просто порвать….
Понял. Конечно, понял, когда за десяток перевалило. Понял, что это такой же зверь, из мяса и шкуры, из костей. И пуля из отцовской двустволки его прекрасно останавливает. Только положить ту пулю нужно по месту, как можно ловчее положить надо. Простое дело-то. Только чтобы ноги крепко стояли, да руки не дрожали.
Когда понял, все страхи прошли. Даже смешно стало вспоминать.
Батя охотился, пока мог. Потом ещё только на осенёвку завозился, а потом и вовсе бросил, остарел. Степан Николая сговорил, дружка своего. С тем пару сезонов отмантулили. Николай парень хороший, старательный, но не промысловик. Радости в глазах нет, когда зверька добудет. Возьмёт его в руки и смотрит, как на покойника. Губы подожмёт.
Посмотрел Степан на такую охоту друга, по плечу хлопнул.
– Ладно, Коля, иди в свой колхоз, крути коровам хвосты. Чего мучиться-то.
Николай по специальности был ветеринаром, техникум заканчивал. На селе уважали, нужная специальность. Глянул на друга, вздохнул даже.
– Спасибо тебе, Стёпа.
Так и стал один охотиться, ждать путёвого напарника. Да где его дождёшься, путёвого-то. Добрый напарник он годами обкатывается. С постылым, никчемным напарником зима покажется без края. Очень трудно зимовать с человеком, к которому душа не легла. Случаев таких сколько угодно, когда доходило и до поножовщины, и до ружей. По любому пустяку может возникнуть скандал.
У Николая сынишка есть, Вовка, вот подрастёт, пойдёт, наверное. Как-то осенью на уток вместе ездили, так Степан заметил, что Вовка аж давится лесом, захлёбывается. С каждым деревом готов обниматься, каждой болотине улыбку дарит. Вот с него может добрый охотник получиться. Может. Он добытую утку дрожащими руками гладил всю, пёрышки одно к одному расправил, и глаз оторвать не может. Даже обнюхал всю, что тебе собака.
Вообще-то охотники стараются промышлять по-родственному, с сыном, или с братом. Но у Степана не было ни сына, ни брата. Была одна сестра, да и та нарожала девок, какой с них толк. У самого дочка школу заканчивает, в город собирается, в институт.
Ладно. История совсем не об этом. История эта о берлоге, об охотниках, о собаках, о трудностях таёжного бытия.
Началось всё с того, что Степан нашёл берлогу. В большинстве случаев берлогу находят случайно. Но эту схоронку Степан искал целенаправленно. Дело в том, что осенью он встречал здесь следы этого медведя. Больно уж ему понравилось, когда в одном медвежьем следу он умостил оба свои ичига. Зверина, видать, огромный. Трудности же были в том, что места эти очень далеко от последнего зимовья. Под самым водораздельным хребтом. По осени Степан три ночи провёл «на сентухе», это значит, что ночевал у костра. Надеялся перехватить где-то косолапого. Но так и не сложилось, не встретились.
