Некоторое время перед глазами была пустота. Я видела лишь полные страха глаза девочки, когда её сердечко в очередной раз сжималось, причиняя ей боль. А потом я увидела картины давнего прошлого и даже сразу не поняла, что передо мной за люди и как они связаны с хворью ребёнка.
Мне предстала картина разрушенного селения, полыхающие дома, крики людей, воины на лошадях, обрушивающие удары тяжёлых мечей на головы местных жителей. И среди этой суеты стояла молодая женщина, совсем ещё юная, прижимая к своей груди маленького сына.
Она смотрела на пламя огня, объявшего её родной дом и дом мужа. Видела, как матушка погибает от рук захватчиков, знала, что защитить её некому, так как все взрослые мужчины ушли в войско князя и пали рядом с ним. Младший брат мужа, ещё моложе её, пытался защитить её и племенника, но упал, погубленный ударом иноземного воина. Падая, он укрыл собой молодую женщину и её сына.
Я с тревогой взглянула на Весняну. В её глазах была тревога за дочь, а за ней пустота. Вглядываясь в душу женщины, я поняла, что та часть её, что пережила этот кошмар, заморожена. Ей сердце заледенело и осталось в той трагедии, настигшей её родное селение и близких людей.
Она жила дальше, смогла добраться до наших земель. Ведь завоеватели посчитали её погибшей под телом родича и больше не обращали внимания. Но душевная рана не зажила. Она была лишь скрыта, загнала в дальний угол воспоминаний, иначе боль потери сжимала её грудь и не давала дышать. Точно также себя сейчас чувствовала её дочь: её грудь сжимала боль и мешала сделать вдох.
Если родитель отказывается прожить свои потери и отпустить боль, то вместо него это несознательно делает ребёнок, проявляя боль и замирание жизни на уровне тела. За то время, что я занималась исцелением селян, я часто видела подобное. И именно дети брали на себя, что было невыносимо нести взрослым.
Я направила девочке всё тепло, что у меня было, чтобы помочь её сердечку. Потом поднялась и отвела Весняну в сторону. Я рассказала ей о том, что стоит за болью её дочери. Женщина смотрела на меня во все глаза и не верила, что я могла это узнать.
– Как же ты сильна, Млада, ― проговорила она, сжимаясь от нахлынувших воспоминаний, ― я уже не помнила всего. Но при чём тут моя дочь?
– Часть тебя осталась там, будто откололся кусочек души, ― сказала я, ― но это часть тебя, и она требует проявления. А ребёнок показывает её, даёт ей место, которое не даёшь ты.
– Я не очень понимаю, о чём ты говоришь, ― проговорила Весняна, ― я вся здесь, моё сердце принадлежит Гриславу и нашим детям…
– Знаю, но я не об этом, ― ответила я, ― часть твоего сердца застыла, не в силах пережить ту боль, что ты испытала. Но от этого боль никуда не делась, она лишь начала искать выход. Такие сильные переживания не проходят бесследно, они остаются в истории рода и сказываются на следующих поколениях, если те, кто их испытал, не может с ними справиться. Вот и твоя дочь взяла себе часть твоего груза: её сердце так же замирает, как остановилось твоё много солнц назад. Но только она не знает, почему так, и ничего не может с этим сделать, и я здесь бессильна. Лишь ты можешь ей помочь.
– Но что я могу сделать? ― удивилась Весняна, с болью глядя на своего ребёнка.
– Вернуть себе ту часть души, что осталась рядом с погибшими родными, отгоревать их уход, отпустить из своего сердца страх и боль, что обуревали тогда. Пройти через это с открытыми глазами и сердцем. Тогда ты обретёшь покой в душе и снимешь холод с сердца.
