«Хвостов, зараза, с обходом пошёл, – догадался Бармин, быстро собирая со стола стаканы, пряча там же, под кроватью, и сам чуть туда не влезая от страха. – Ему доложили, что я в общаге устроился. Хорошо, что успели хоть немного согреться. Если спросит, что я здесь делаю, скажу, что в гостях у лучших друзей».
Парилис неуверенно вскарабкался на подоконник. Координации у него никакая. Открыл форточку и бухнулся на кровать.
– Войдите, – Шихман беззвучно открыл замок и теперь стоял перед дверью с деревянной ложкой, полной картошки, в руках, будто он и ест так вот, разгуливая по комнате.
Входить, однако, не торопились. С грацией юного бегемота Шихман прыгнул обратно за стол, поднес ложку ко рту и замер, словно готовясь к фотографированию в университетскую газету под заголовок «Отличники учебы на занятиях и дома». Дверь открылась, но ни софитов, ни санкомиссии, ни тем более зловредного замдекана Хвостова за ней не оказалось.
– Мальчики, можно? – серебристым голосом Красной Шапочки спросила Эля Грамм, осторожно проникая в комнату.
Шихман тут же заскакал вокруг, эквилибрируя картошкой на столе и одновременно двигая свой стул, освобождая место:
– Садитесь с нами кушать, мы счастливы видеть вас в своём кругу!
А сам помог вернуться на место Парилису, предварительно сняв с него шапку. Грамм осторожно присела. Бармин вернул на стол бутылку и стаканы.
– Юрик, нехорошо детей спаивать, – упрекнула Грамм.
– Празднуем их первый день учения и нашу очередную морковную эпопею.
– Я только на минуточку, – Шихман выбежал из комнаты и тотчас вбежал с чистой тарелкой и стаканом, будто в коридоре перед дверью стоял дежурный официант.
– Собственно говоря, зачем я к вам пришла? – спросила недоумённо саму себя Эля Грамм. Глаза её сверлили Бармина, таращась двумя изумрудами, в то время как вопрос оставался без ответа.
– Смеешься? Я к вам захожу каждый божий день. Так почему тебе не зайти для разнообразия?
– Нет, нет, я по делу. Ты уже, наверное, решил те интегралы, которая нам Вера Михайловна задала?
– Эля, когда? Толик, обслужи девушку, ты у нас сегодня хозяин.
– Мне чуть-чуть, – указала миллиметровый зазор пальчиками Грамм. – Хватит, хватит. А не врёшь, Юрик? Поди уж всю тетрадку исписал втихаря на «отлично»?
– И тетрадку ту тебе немедленно отдать?
– Ох, ты… Вот, Бармин, честно тебе скажу: ты всё-таки противный мужикашка, сил моих женских нет на твои ужимки смотреть!
Аккуратно опрокинула водку и бросилась закусывать картошкой.
– На свином сале? – воскликнула она, ширя и без того выпуклые глаза. – Кто жарил?
Толик вмиг возгордился.
– Я.
– Хорошего человека сразу видно, за версту пахнет мамой-Украйной, где Тараса Шевченко папаха лежит. Так, Бармин, чтобы через пятнадцать… нет, десять минут сидел в читальном зале и решал интегралы! Иначе я не знаю, что с тобой сделаю…
– Голодранцы усих краин, гай до кучи! – произнес тост украинец Шихман.
Что касается Грамм, она просто выпила, встала и твёрдо вышла вон с грацией женщины, знающей себе цену, которую в данной комнате ей никто дать не в состоянии.
