– Я знаю, что со мной ничего не случится, поэтому бояться нечего, – ответила Осень.
– Это потому что я рядом? – улыбнулся он.
– Нет, – покачала головой Осень и улыбнулась ему в ответ. – Ты, конечно, большой и сильный, но против злых духов это слабое оружие. – Просто я знаю, что мы с тобой будем гулять и болтать до утра, и с нами все будет хорошо.
– А ты знаешь, что я поцелую тебя? – неожиданно для самого себя спросил Джек.
Вообще-то он давно этого хотел. Несколько раз они останавливались, взгляды их встречались, и возникала неловкая пауза. Будь на месте Осени любая другая девушка, он бы не растерялся. Да что там говорить, будь на месте Осени любая другая девушка, вся их прогулка состояла бы из дороги к нему домой и, возможно, по пути туда ему и не хотелось бы ее целовать, чтобы не терять время, да и вообще он не любил делать такое на людях. Но с Осенью все его прежние схемы не работали. Он захотел поцеловать ее, как только увидел. В первое мгновение их встречи на него пахнуло запахом ее яблочных губ, запахом костра и корицы, которым предшествовал одуряющий, сбивавший с ног аромат медовой тыквы.
Джек не сделал этого не потому, что они были на улице, а потому, что не хотел отпугнуть ее и потерять надежду на счастье, едва обретя ее. При одном взгляде в глаза, в которых он видел безусловное принятие себя со всей его болью, со всем злом, которое таилось внутри, он едва мог сдержаться. И все-таки что-то удерживало его, и это был не только страх оттолкнуть ее. Внутренний голос издевательски твердил ему, что она только притворялась особенной, а, как только он ее поцелует, принцесса превратится в Золушку, а едва начавшийся роман – в тыкву. Он боялся, что тогда ни ему, ни ей терять будет уже нечего, и после первого же поцелуя она бросится ему на шею. И вот тогда разобьется последняя надежда на что-то настоящее и светлое. Ему было стыдно за эти мысли, но он ничего не мог с ними поделать. И все же желание ее поцеловать было настолько острым, что было сродни боли. Коварный разум нашептывал об опасности, а сердце билось в мучительной истоме. Возможно, поэтому он задал свой вопрос вслух, избавив себя тем самым от сложного выбора.
– Можно, но не сегодня, – ответила Осень и заманчиво улыбнулась, а ее янтарные глаза обещали ему все счастье мира.
– Ну, раз ты не хочешь греть мои губы своими, тогда нам пора идти за кофе, – весело сказал он, пряча в улыбке разочарование, которое распарывало его вены сотней ядовитых жал.
Получить отказ впервые за двадцать четыре года, когда ты уверен, в том, что неотразим, – очень больно.
Они снова гуляли и пили сладкое капучино из больших картонных стаканов, которые согревали холодные пальцы Джека. Оживленный разговор, соблазнительно мерцавшие во тьме янтарные глаза и теплая маленькая ручка в его ладони развеяли его уныние. Он снова оказался в раю, а точнее, в его преддверии.
Но вот свечи в тыквенных светильниках догорели, и забрезжил бледный рассвет, угрожавший испепелить все волшебство, произошедшее с ним в последнюю ночь октября. Осень стала прощаться. Она отвергла все попытки проводить ее до дома, повторяя, что этого делать никак нельзя. Она серьезно утверждала, что, если он увяжется за ней (а она обязательно это заметит), то больше никогда ее не увидит. Телефона у нее не было, и Джек окончательно расстроился. Но делать было нечего, и ему пришлось довольствоваться обещанием новой встречи.
