Челюсть проректора снова сжалась не то от гнева, не то от напряжения, но вопреки внутреннему состоянию, его пальцы нежно скользнули по её щеке.
- Я с тобой поседею, мату маи.
И он забыл обо всём. В эту минуту для него перестало существовать окружение. Пыльные стены, перепуганные адептки шангарийской академии, сбившиеся в кучку, разломанные стены позади и грязный коридор дома в скале. Только она. Маленькая, хрупкая, нежная… И сейчас такая неподвижная в его руках. Его девочка, которой он посвятил не только своё время, но нечто большее. Настолько большее, что от мысли о построенных планах на её будущее у него судорогой сводит челюсть, а реальность покрывается красной пеленой.
Испугался ли он сейчас? Нет. Он не может её потерять, для него это факт. А вот нутро корёжило от одной только мысли, что ей больно. Просто больно.
Евангелион задрал рукав плаща и поднёс своё запястье к лицу Василисы. Вторая рука умело открыла маленький рот и надавила на клыки, чтобы в них открылись каналы, после чего одним резким движением насадил руку на острые как бритва зубы.
Судорожный выдох мужчины разлился медовой патокой по пространству. Ему не было больно, укус Василисы приносил поистине неописуемое наслаждение, которое не хочется прерывать. Евангелион проследил взглядом, как его неестественно тёмная кровь густыми каплями скатывается по острому подбородку, оставляя красный след на нежной коже. Мужчина сглотнул, когда сердце девушки наконец ускорило свой темп, а на шее забилась венка, от которой он сейчас не мог оторвать взгляда.
Жажда. Вечная жажда, сводящая с ума. На это он сам себя обрёк?
Снова сглотнул и чуть крепче прижал девушку к себе.
Перспектива выполненного обещания уже не приносила предвкушения свободы от пожизненного долга, а даже наоборот. Чем больше он двигался к цели, тем сильнее было его желание поменять планы и оставить своё сокровище при себе. Но, то ли дело в принципах, то ли в упрямстве, он старался отгородиться, отрешится от всего, чтобы не испытать чувство сожаления при достижении эндшпиля. Хотя мысль о другом исходе была невероятно сладкой. Просто невообразимо соблазнительной.
- Вы же не ванпайр. - Заметила черноволосая девушка.
Евангелион узнал её ещё там, во дворе академии. Слишком сильно похож её взгляд на взгляд той, что много лет назад склонила голову перед Властамирой, прося помощи и прощения.
Усмехнулся.
- Ванпайр может пить любую кровь.
- Да, но человеческая не восполняет магический потенциал.
- Твоя правда. - Хмыкнул Евангелион и вновь перевёл взгляд на лицо подопечной, не собираясь отвечать на вопрос. Не её ума дело, а вот факт того, что он поил Василису своей кровью, от самой Василисы необходимо скрыть.
Вздохнул.
Вздор получается. Скрывать свою слабость от своей же слабости.
Дыхание Василисы выровнялось, кожа приобрела розовый оттенок, а сердце застучало равномерно, но в сознание она не приходила и это его напрягало.
- Сколько по времени продолжался укус? - Спросил у черноволосой. Та задумалась только на мгновение, а потом заставила Евгешу напрячься.
- Около пяти минут.
Пять минут! Пять! Его голову прострелило фантомной болью, от которой он поморщился. Выдернуть её из мира грёз у него не получится, пока они здесь. Необходим лекарь и набор зельев, чтобы вытравить яды кхаэда из её организма.
Евангелион отнял свою руку и крепко прижал к себе своё сокровище. Окинул взглядом девушек и привлёк их внимание к себе, чтобы стереть этот момент из их памяти.
