«Я Виталику сказала то же самое, в день своей смерти под колёсами. Он сказал, что он голодный. А я ответила, что еда в холодильнике, достань и погрей. Сам. Потому что это больше меня не касается. Интересно, он понял? Я ему раньше никогда такого не говорила, даже в ссоре.»
Она заглядывала в кастрюли, потому что не помнила, что в них, нашла какую-то кашу, рисовую с овощами и мелко порубленным мясом, положила себе две ложки, включила чайник. Он зашипел в тишине, она не стала доводить до кипения, налила полчашки горячей воды, отнесла на стол вместе с блюдцем каши. Села.
Стояла такая тишина, как будто в комнате никого не было, даже она сама была бесплотным призраком, которому не нужно дышать.
«Возьми себя в руки. У тебя, вообще-то, был план.»
Не получалось, она могла улыбаться Тонгу, леденея от ужаса и планируя убийство, но поднять глаза на министра Шена не получалось, это было другое.
«Соберись. Он тебе нужен. Ты же обещала на балу играть на публику, начинай.»
В горле застыл сухой комок, она не представляла, как будет есть.
«Надо, Вера, соберись!»
Она взяла вилку, как атлет — штангу, заранее зная, что не поднимет. Отпустила. Взяла ещё раз. Передумала и взяла чашку с горячей водой. Ощущение тёплого круглого бока в ледяных пальцах оказалось таким странным, как будто она уже очень давно не держала в руках чашки.
«У госпожи Виари пиалы были крохотные, но мы держали их двумя руками. Странная штука, такая маленькая, а одной рукой не удержишь.»
— Вера...
Она подняла голову, но глаз не подняла, он продолжил:
— Ешьте хорошо, на балу будет много еды, но я бы вам не рекомендовал к ней прикасаться.
— Яды? — равнодушно поинтересовалась Вера, он напряжённо кивнул:
— Яды. На самом деле, не только яды, там много нюансов... Ешьте. Потом поговорим.
Он взял вилку, замешкался, как будто ждал от неё разрешения или приглашения, она в очередной раз напомнила себе, что он ей нужен, и надо вести себя вежливо, собрала все свои силы и выдавила:
— Приятненького.
Получился тон «чтоб вы сдохли», но именно это и сработало — он тихо рассмеялся, иронично прижал ладонь к груди и склонил голову, благодаря за такую честь, она до сих пор не смотрела ему в глаза, взяла чашку, сделала глоток горячей воды. Жар прокатился внутри комом, ощущения были неприятные, она пыталась убедить себя, что она молодая, здоровая, и ничего с ней не случится, она и подольше не ела, бывало.
«Когда ты не ела „подольше“, тебя Милка бульонами с ложечки отпаивала по часам, как котёнка, а сейчас ты хочешь сразу натолкать полный желудок каши.»
Она взяла совсем немного, попробовала, вкус не ощущался, запах тоже, она механически жевала и запивала горячим, пытаясь себя убедить, что делает для себя что-то хорошее. Не съев и половины, поняла, что больше не может, допила воду, встала налить ещё. Села за стол и спросила у чашки:
— Что я должна знать перед тем, как собираться на бал?
«Дзынь.»
Министр посмотрел на «часы истины», иронично кивнул на них Вере:
— Теперь видите, насколько это неточный прибор?
— Вижу.
«Дзынь.»
Он помолчал и отодвинул тарелку, достал блокнот, пролистал, убрал. Переплёл пальцы и сказал им:
