– Кажную ночь просила защиты у Заступницы Небесной, и услышал Господь, – всхлипывала она.
Мария Тимофеевна поднесла икону мужу. Он, перекрестившись, поцеловал её.
– Милостив Господь нынче к нам мать, Слава Тебе, Господи.
Перекрестив себя и сына, он ещё раз поцеловал святой образ. Матвей сделал тоже самое. За ним повторил Петро и Варвара.
– Ну что же мы на пороге, садитесь за стол, – захлопотала мать, ставя икону на полочку опустевшей божницы. Время от времени, по домам ходили патрули, и изымали у казаков иконы и распятия. Дескать, неча религией себе голову задурять.
– Варюшка, подавай на стол, казаки с дороги знать оголодали, – по-отечески мягко скомандовал Семён Евсеевич.
Все стали усаживаться за стол.
– А Сеньша то с Андрейкой рыбалят, – опомнилась мать, и выбежала во двор.
– Даша, Даш, – крикнула она через соседский забор.
– Что, баб Маш? – отозвалась девушка с длинной, чёрной как смоль косой, и большими голубыми глазами.
– Дашенька, миленькая, сбегай на реку. Там Андрейка наш с Сенькой рыбалить пошли. Скажи щоба домой бёгли. Скажи, зараз Сенькин батька домой возверталси.
– Я мигом баб Маш, я мигом.
– Постой.
Девушка обернулась.
– Батьку сваво покличь, пусчай зараз придёть. Девушка забежала в дом, кликнула отца, и со всех ног понеслась к реке.
– Спаси Христос, – поблагодарила её в след Мария Тимофеевна, и вернулась в дом.
Дашин отец, Григорий Метелин, для Семёна Евсеевича и Марии Тимофеевны был как сын. В 1915 году, он, с тремя товарищами, привёз с германского фронта тело их погибшего старшего сына. Там, на фронте, казаки – одностаничники пообещали друг другу, что если кто погибнет, не хоронить товарища на чужбине, а возвратить домой. Да положить в родную землицу, рядом с прадедами.
В начале февраля 1915 года, Кирьян Семёнович Бандурин погиб в конной атаке. Григорий с товарищами выхлопотали отпуск, чтобы отвезти тело друга родным. Командование пошло им на встречу. Хорошо служили казаки, чем и вызвали к себе расположение начальства. Две недели добирались они с гробом до дома. Сложным и долгим был их путь, но обещание данное товарищу они выполнили, похоронив его на станичном погосте. После этого случая, Семён Евсеевич считал всех четверых своими сыновьями, и относился к ним соответствующе. Гражданскую войну пережил только Григорий.
– Здорово жавётя, станишныя. Через несколько минут Гриша стоял на пороге.
– Слава Богу, Григорий Митрофаныч, слава Богу! – вставая и подавая руку для приветствия, ответил Семён Евсеевич.
– Проходь. Поглянь, радость то у нас кака велика.
Матвей встал из-за стола и они обнялись.
– Слава Богу, Матвеюшка, слава Богу, – не разжимая объятий, прошептал Григорий. – Возвращаются казаки-то, не всех извели, стало быть, а Сямён Явсеич? – произнёс он уже в полный голос.
– Господь милостив, слава Тебе Господи, – взглянув на вновь поставленную икону, перекрестился отец.
– Нету переводу казацкому роду, – добавил он и убежал в соседнюю комнату.
Через некоторое время, Семён Евсеевич вышел в шальварах с красными лампасами и двумя георгиевскими крестами на рубахе.
– Не извядутьси казаки вовек, – гордо, и торжественно, как на параде, отчеканил он.
Разжав большую ладонь, отец протянул георгиевский крест сыну.
– Вот Матвей Семёныч, и твой крест сберёг. Надень за-ради праздника. Он прицепил орден на мокрую от пота рубаху сына.
Через некоторое время прибежали запыхавшиеся рыбаки.
