Карина, растерявшись, тут же метнулась в дом и сев на кровать, прижала руки к груди, чувствуя, как сильно бьётся её сердце. Она вдруг ясно вспомнила ночь, когда их поезд бомбили и обстреливали сверху, с самолётов. Ясно услышала гул и грохот, крики толпы, в ужасе бегущей от горевших вагонов и перевёрнутых составов, сошедших с рельсов. Карина зажала уши руками и зажмурила глаза, не понимая, почему именно сейчас она вспомнила эти ужасы. Может потому, что Эркин был в гимнастёрке, а на его груди красовались медаль За отвагу, орден Красной Звезды и ещё два ордена? Но в городе многие ходили в гимнастёрках с медалями и орденами, время было такое. Это было честью, носить и форму, и ордена, что говорило о мужестве человека. Правда, Карине ночами часто снились кошмары, она просыпалась в поту и садилась на кровати, боясь уснуть.
Эркин, за доли секунды, увидев Карину, даже не успев разглядеть её, так быстро она скрылась в доме, но мимолётно заметил, что девушка очень красивая и ко всему, скромная.
– Живой! Вернулся! Где ж тебя так долго носило, Эркин? Почти пять месяцев прошло, как война закончилась! – обнимая друга, восклицал Мумин.
– Что же мы стоим? Проходите, садитесь вот тут, – показывая на топчан, сказал Батыр.
Зухра тут же убрала с топчана подушки и покрывала, на которых спали муж и сын, постелив курпачи. Мумин поставил на топчан хантахту(стол на низких ножках), который на ночь убирали вниз, Зухра постелила скатерть и побежала в дом.
– Карина? Дочка? А ты чего сидишь, как не родная? Гости у нас, давай поднос, вынеси и поставь на дастархан, я лепёшки вынесу, хорошо, вчера немного напекла. Самовар кипит, чай завари, дочка, Эркин наконец вернулся! Бедная Мехри опа, столько пережила, пока ждала сына. Давай, дочка, гости у нас, – говорила Зухра, ставя на поднос тарелки с сухофруктами и комковым сахаром, который с большим трудом доставали на базаре.
Карина встала и взяв поднос, вышла во двор. Эркин вновь посмотрел на неё, смущая девушку ещё больше.
– Ассалому аляйкум, добро пожаловать, – не глядя ни на кого, ставя поднос на хантахту, красивым голосом сказала Карина, как учила её Зухра и не поднимая головы, тут же ушла под навес, где кипел самовар. Ополоснув чайник водой из ведра, Карина заварила чай и взяв пиалки, вернулась назад. Чай она налила в пиалку и вылила обратно в чайник. Проделав так три раза и немного подождав, Карина опять налила в пиалку чай и протянула Шакир акя, следом Батыру. Тут подошла Зухра и положила на скатерть две лепёшки, в тарелке яблоки и персики со своего огорода.
– Мехри опа, поломайте лепёшки, ешьте, уважаемые. Как же хорошо, что ты наконец вернулся, сынок, радость-то какая! А Гули где? Что же и она не зашла? – спросила Зухра, проводив взглядом Карину, которая опять ушла в дом.
– Наши сыновья нас не осрамили! Грудь у них полна знаками заслуг перед Родиной! Спасибо вам, нашу седину не опозорили. Что же вы, ни разу не встретились на полях битвы? – спросил Батыр, глядя на Эркина.
– У нас с Мумином войска были разные, не довелось, Батыр акя, – ответил Эркин, с аппетитом смакуя давно забытый вкус лепёшки.
– С нашей улицы многие ребята не вернулись с этой проклятой войны… многие пришли без ноги или без руки, Достон, без обеих ног пришёл, но главное, живой! А каким красавцем был! – сказал Шакир акя.
– Проклятая война! Проклятые фашисты! Столько людей погубили! – воскликнула с отчаянием Мехри опа.
