Шаги Командора или 141-й Дон Жуан - страница 22

Шах прекрасно понимал, что повод, побудивший явиться к нему столь внушительную делегацию, весьма серьезен. Он полагал, что речь пойдет, наверно, о гульбе и куражах Хамзы Мирзы в последнее время, вызвавшие ропот знатных людей. Но разговор принял совершено другой оборот.

Мохаммед-хан говорил недвусмысленно:

– Кобыла в табуне – чтобы плодить потомство, но, бывает, она ссорит жеребцов… А как быть, если в пору таких распрей враги нападут на нас?

Шах сперва не понял иносказания. И сморозил:

– Тогда пусть жеребцы сбросят кобылу с обрыва…

– Перейму печали твои, – вступил в разговор Шахрух-хан, – времена смутные, нельзя на кого-то положиться…

Шах теперь подумал, что речь идет о мятеже Алигулу-хана.

– Я направил туда надежного человека. Не верю, чтобы над головой Аббаса Мирзы нависла какая-либо угроза.

Под «надежным человеком» шах подразумевал Султанали-бека.

Видя, что разговор крутится вокруг да около, Горхмаз-хан Шамлы решил рубануть напрямик:

– Короче говоря, Хейранниса-бейим третирует нас, государь, вмешивается в дела суда, канцелярии, сажает мазандаранцев во главе присутственных мест… И ее мать потворствует ей…

Мохаммед Худабенде не ожидал такого поворота. Потому призадумался. Поерзав, устроился поудобнее.

– Хейранниса-бейим – мать шахзаде Хамзы и занята его воспитанием и попечением. И в ратных делах не покидает его… Никто не может оспорить доблесть, выказанную Хамзой в Карабахе. Но… женщина есть женщина и не вправе вмешиваться в державные дела. Я велю, чтобы впредь ни она, ни ее мать не лезли в дела диванханы[25]. Если вам угодно, я могу отправить ее со своим сыном Абуталыбом Мирзой в Кум или Мазандаран, чтобы оставить там навсегда.

Кызылбашские ханы, услышав это заверение шаха, в один голос подхватили:

– Вот и ладно, вот и прекрасно! – И, пожелав его величеству долгих лет и счастливого правления, изъявив готовность служить ему до конца жизни, удалились с поклоном. Но… в коридоре неожиданно столкнулись с шахиней Мехди Улья… Вероятно, она подслушала происшедший разговор, потому, глядя вслед визитерам, прошипела:

– Я не стану ждать, пока остынет труп Мирза-хана!..

Это была неприкрытая угроза. Пришельцам стало ясно, что обещание шаха останется пустым звуком. Ибо он давно отпустил поводья «кобылы». Кызылбаши прекрасно знали, что Мехди Улья постарается отомстить им. И надо было опередить ее. Но как столковаться с бесхребетным и мягкотелым монархом? Он и любил, и боялся жены.

Тогда эмиры прибегли к хитрости. Жены кызыл-башских правителей были их «ахиллесовой пятой». От жен-полукровок можно было ожидать любой каверзы. Надо было довести до сведения шаха, что шахиня… завела шашни с пленным Адиль-Гиреем. Как доказать это – другой вопрос. Но слух об амурных связях супруги венценосца с пленником явился бы сокрушительным ударом по престижу верховной власти.

Дело в том, что Адиль-Гирей, попавший в плен, остался при дворе и постепенно снискал благорасположение шаха. Высокий, черноволосый, с короткой бородкой и тонкими усами, он держался с гордым достоинством. И шах подумывал выдать за него замуж одну из своих дочерей. Тем самым можно было наладить отношения с крымским ханом Довлет-Гиреем. Это намерение шаха пришлось не по душе кызылбашским эмирам. Хотя бы потому, что их не устраивало восхождение чужеземного принца. И эмиры вознамерились одним выстрелом убить двух зайцев.

Короче, они донесли шаху, что его