Шаги Командора или 141-й Дон Жуан - страница 8



Дальше этого склепа идти мужчинам возбранялось.

Поток посетителей непрерывный. Потому задерживаться подолгу нельзя. Мы покинули мечеть, созерцая древние камни с письменами, вмурованные в стены. Перед уходом Захра-ханум не поскупилась на воздаяние. Я же воздержался от назира-воздаяния, считая, что это как бы взятка Всевышнему.

Дом профессора, с которым предстояло встретиться, находился поблизости. Шагая узкими старыми улочками Тебриза, я думал об Орудж-бее, некогда здесь сражавшегося против османцев, я думал о рядовых тебризцах, павших в битве за город.

Старые кварталы сносились.

Видимо, иранский режим тем самым стремился сравнять с землей историю. На месте старых построек возводили многоэтажные высотки. История приносилась в жертву современности. Выражаясь стилем националистов, под видом модернизации стиралась история. Духи роптали и стенали.

Петляя по извилистым улочкам, я напевал старинную азербайджанскую песню, в которой сказалась горестная ностальгия и разлука:

«Дороги Тебриза – виток за витком,
Гарагиля[11], виток за витком,
Коль не любишь меня, Гарагиля,
Ходи стороной, ходи стороной.
Ни тебе искать подругу,
Ни мне друга искать не придется.
– Роза задрожала, сердце оборвалось,
Утри слезы, Гарагиля, довольно, не плачь…»

В этот момент моего исполнения мы дошли до ворот, где на дощечке было начертано имя старого профессора. Нажали на кнопку звонка, но никто не открыл. Камушком постучали по железным воротам. Никто не отозвался. Мы уже, отчаявшись, хотели повернуть обратно, как дверь дома отворилась и во двор вышла девчурка.

Захра-ханум окликнула ее:

– Доченька, здесь никого нет, что ли?

– Там старый человек живет, плохо слышит. Потому никому не открывает.

Нам ничего не оставалось, как запастись терпением и ждать. Решили погодя вновь попытать счастья, постучать в дверь, повернули было к машине, и тут:

– Кто вам нужен? – донесся хриплый голос из-за двери.

Показалось нам, что обладатель этого голоса уже давно стоял за дверью и хотел оценить ситуацию.

Я назвал имя, фамилию.

– Зачем он вам понадобился?

– Мы можем это сказать только ему на ухо. Так велел старый суфий.

– Какой-такой суфий?

– Он, знаете ли, не всем показывается на глаза.

Человек за дверью выдержал паузу и печально произнес:

– Приходите после заката солнца.

Мы, не допытываясь, повиновались.

Заглянули в одно кафе, чтобы вкусить плов. Плов был приправлен сырым яйцом и луком. Признаться, только здесь я увидел сочетание риса с сырым яйцом. К яйцу не прикоснулся. Стал ложкой уплетать рис без приправы. В наших краях плов заправляют вареными каштанами, абрикосом, черносливом и еще яичницей.

Чтобы убить время, навестили старинный дворец у «Гуру-чай», возведенный шахом Тахмасибом Первым. Но там, как на грех, производили ремонт. Со слов гида выяснилось, что могила шаха была сровнена с землей во время нашествия османцев.

В дворцовом комплексе уцелела лишь мечеть Сахибуль-Эмира. Он и почиет здесь. Во время раскопок обнаружили много захоронений, позднее они бесследно исчезли. Между тем, надгробия – точные вехи исторической хронологии.

Шах Исмаил Второй много здесь порубил голов. Перихан-ханум, возжаждавшая шахской власти, сперва возвела на трон своего брата, двадцать лет томившегося в крепости «Гэхгэхэ», а затем, полтора года спустя отравила его, чтобы завладеть короной. Но пути Господни неисповедимы. Хейранниса-бейим, шахиня, оказалась хитрее и ловчее Перихан-ханум и сумела запудрить мозги своего венценосного слабовольного мужа Худабенда, с тем, чтобы он двинулся из Хорасана на Казвин и завладел шахской короной. Мохаммед Худабенда велел обезглавить родную сестру, да еще водрузить голову казненной на прутья казвинских городских врат…