Вроде было еще около сотни раненых со всего легиона, узнав об этом, мы рванули к госпиталю, но нас не пустили. Сказали – пока никаких посещений.
– Что, парни, поплелись? – выдохнул Линк, медленно поднявшись. Лицо его было теперь чистым, а когда мы спустились сюда с холма, у каждого из нас вместо лиц были засохшие кровавые маски, и нам пришлось здорово постараться, чтобы смыть эту мерзость.
Я встал на ноги, подергал рукой. Вроде рана не открылась. Линк убеждал обратиться к целителям, а я, помню, зло накричал на него, вот только не помню – что. Раны неглубокие, на ноге так и вообще как будто перочинным ножичком ковырнули, – стыдно, в общем, обращаться, когда там сотня изувеченных парней. У кого-то распорот живот, кого-то обожгло плетениями Тьмы, кому-то оторвало ногу или руку. Я сам видел на поле боя одного из таких. У него не было обеих ног, но он полз вперед, стискивая рукоять боевого ножа. Эта картинка всплыла уже там, возле госпиталя, и мне на секунду стало до безумия страшно: а сколько еще таких картинок всплывет в моем мозгу, от скольких подобных эпизодов я еще проснусь в холодном поту посреди спокойной мирной ночи?
Мы нестройной группкой двинулись к штабной стоянке. Шесть огромных палаток, цвет обычный, как и у гуртовых. Это там, в Шане, их палатки пестрели яркими цветами, а здесь эти штабные боялись, чтобы тавманты или керы не определили, куда им правильнее кидать «взрывы». Я хохотнул.
– Ты чего? – спросил Линк, и мне снова пришлось ответить, что все нормально. Там на поле, когда двенадцатый шел по мертвым, я вроде бы хохотал как обезумевший. И он теперь волнуется за мою психику.
– Да все нормально, – повторил я еще раз. – Не переживай, Линк, так просто с ума я не сойду.
Улыбнувшись, подмигнул ему и ускорил шаг.
Возле стоянки нас уже ждали двое адъютов, они очень учтиво поприветствовали каждого и повели к высокой палатке, стоящей в самом центре. Линк принялся хмуро разглядывать свой плащ. Морды мы, конечно, отдраили, а вот шмотки… если судить по ним, то по каждому из нас проехал как минимум легкий танк.
В палатке находились четыре храмовника – трое военные, один вроде викариус. Военные – штабные архлеги, викариус тоже не из простых, по одеянию – не ниже предарха.
– Приветствую вас, легионеры, – пафосно начал один из военных, по-идиотски изобразив на лице скорбь. Знал бы он, как нам наплевать на все его эти изображения. – Вы сражались доблестно, проявив небывалую отвагу, поэтому для вас… – Он сделал паузу, кивнул одобрительно и продолжил: – Эта война окончена. Поздравляю.
Легкий взмах рукой, и один из приведших нас сюда адъютов подошел к нему, держа в руках серебряный поднос, на котором лежало девять бумажных свитков. Семь перевязаны простенькими серыми тесемками, пара красными.
– Это ваши грамоты. – Он взял свиток с красной тесемкой и подошел к нашему короткому строю. – Жант первого гурта тринадцатого легиона, ваша грамота.
Здоровяк схватил как-то неловко, замешкался и, переложив свиток в другую руку, отдал честь, ударив кулаком по левому плечу.
– Предоставив эту грамоту военному совету в Шане, вы получите пятьсот золотых, а также Золотую ветвь Руйса. Поздравляю.
Архлег сделал шаг в сторону.
– Жант первого гурта тринадцатого легиона, ваша грамота.
Я сразу взял свиток в левую, без каких-либо эмоций ударил правым кулаком по плечу и сунул бумагу в карман дублеты.
