На экране герой достал самодельный обрез, чиркнул по нему спичечным коробком и резко, неожиданно повернулся, направив ствол на торговца оружием. Яркая вспышка загоревшихся у основания обреза десятка привязанных к стволу спичек через секунду исчезла в грохоте выстрела и дыму. Сотня мелких обрезанных гвоздей, вылетев из ствола, пучком врезалась в темное лицо, разрывая кожу в клочья.
Максим выключил телевизор, встал, бросил пульт на диван и тоже прошел за кухонный стол.
– Дашуль! Знаешь, что это? – и, не услышав ответа, продолжил: – Это называется поджиг. У нас в детстве эта штука называлась поджиг. Были еще самопалы, но это поджиг!
Дочка подошла к столу.
– Принцип тот же, что у чугунных пушек, – продолжал объяснять ей Максим. – Помнишь, как в кино показывали? Сначала в ствол порох закладывают. Затем пыж. Потом ядро. А потом солдат с горящим фитилем подходит к пушке и прикладывает фитиль к стволу. Порох взрывается – и ядро улетает! Вот мы – также. Трубки с одной стороны расплющивали молотком и напильником, подпиливали рядом отверстие. Всё! Потом головки от спичек накрошишь в ствол, спичку горящую к дырке поднесешь – и бабах! Поняла?!
– Пап! Да все понятно! Но у нас такого нет. Только петарды по праздникам, – ответила дочь.
– Ну, у нас другое время было! Шестидесятые. Ладно. Всё. Проехали! – он вздохнул и посмотрел на жену. – Лера! Может чайку попьем?
Размешивая сахар, Максим задумался и уже не слышал извечное замечание супруги:
– Ну сколько раз тебе нужно повторять? Не стучи по кружке, Максим!
Мыслями он окунулся в далекое детство, вспыхнувшее в памяти яркой картинкой освещенного солнцем прозрачного соснового бора, растущего на склоне горы, и вида поселка под насыпью железной дороги, с крышами одноэтажных домов, уступами улиц, сползающих по склону горы к реке, на фоне плывущих вдалеке, в облаках, четырех вершин Таганая.
Железная дорога, начиная отсчет километров от столицы, пересекала страну с запада на восток, пройдя первую тысячу километров по равнине, прогремев вагонами поездов мимо металлических ферм моста через Волгу. К концу второй тысячи верст окружающий ее с двух сторон степной и равнинный пейзаж меняется на холмы и лысые сопки отрогов Уральских гор. Дорога постепенно врезается в горы, обходя бесчисленные, покрытые лесом хребты по насыпям, вырезанным на склонах гор или вдоль русла горных рек. Поезда петляют по горам, как по лабиринту, наматывая лишние километры, сбавляя ход на бесконечных изгибах рельс, осторожно, с протяжным воем тепловозного гудка входя в очередной крутой поворот, за которым машинистам не видно продолжения дороги.
Привыкшие к шуму железной дороги, жители поселка уже давно не обращали внимания на гудки электровозов, перекрывающие все звуки светового дня, пронзающие застывший над поселком воздух свистящими нотами в ночной тишине.
Огибая по загнутым рельсам каменистый выступ горной гряды, почти нависающий над железной дорогой срезом стены из необычно светлого гранита со вставками белого кварца, локомотивы, как корабли, входящие в гавань, ежечасно выплывали из-за поворота, вытягивая следом за собой из-за скалы вагоны. Они тащили составы к железнодорожной станции, видимой в любую погоду на склоне противоположной горы. Эшелоны, уходящие из города на восток, в бескрайние сибирские просторы, давали свой прощальный сигнал на том же месте, у белой скалы, унося этот тревожный звук с собой, за поворот.
