Толясик был полной противоположностью брату. Младше старшего на три года, он имел светлые волосы, был худым и слабым.
День начался как обычно. Максим выкатил из дома велосипед и спустился по склону к дому Коряковых, распугав при торможении копошащихся в пыли кур. Минут через десять вся компания была в сборе. Видимая с горы гладь городского пруда манила своей прохладой, и, запрыгнув на велосипеды, они укатили к причалу стадиона.
Речные трамваи в рабочие дни начинали курсировать из центра города на расположенный на противоположном берегу пруда стадион с пяти часов вечера. До этого времени можно было спокойно нырять с высокого причала, с разбега входя головой в воду или врезаясь в зеленоватую водную гладь «бомбочкой», разбрасывая брызги, долетающие до безлюдного в это время причала.
Нанырявшись до одури, они до обеда провалялись на горячем песке, изредка забегая в воду, чтобы охладиться. После купания хотелось есть. Забежав в воду последний раз, они стали собираться домой. Колька-Хмырь вытащил из кармана брюк, обрезанных по колено, пачку «Примы» и, открыв ее, достал сигарету, приклеив ее к нижней губе. Прохлопав рукой по всем карманам лежащих на песке брюк, не найдя спичек, он повернулся к Толясику:
– Ты спички взял?! – строго спросил он у брата, бросив тому на спину легкий горячий камушек.
– Ай! – воскликнул тот, заводя руку за спину, пытаясь смахнуть палящий кожу камень. – Ну взял – и что?! – он повернулся на бок, тряхнув плечами. – Дай сигаретку, – добавил он, увидев сигарету у Кольки во рту.
– Обойдешься, салабон! Спички давай!
Увидев открытую пачку сигарет, Толясик понял ее происхождение:
– Отец увидит – он тебе даст!
– Не увидит, если ты не продашь! Когда он пересчитывал? Ты дашь спичек или нет?!
– Нет их у меня! Кончились! Я их утром все искрошил! – начал оправдываться младший. – Поджиг зарядил! Думал, пальнем по дороге, – добавил он.
– Макс! Посмотри на этого балбеса! Поджиг зарядил, а чем поджигать его – башкой своей не подумал. Пострелять собрался! – он поднялся на ноги, сплюнул в сторону со злости и пошел прикурить сигарету к сидевшему на песке недалеко от них мужчине, дымившему папиросой. Вернувшись, Колька уже миролюбиво обратился к младшему:
– Толясь! Давай пальнем, пока сигарета не потухла! Проверим, че ты там зарядил.
Толясик спорить с братом не стал и снял с багажника велосипеда сверток, завернутый в тряпку. Развернул и передал старшему деревянный пистолет с прикрепленной к стволу сверху стальной трубкой, замотанной вокруг ствола синей изолентой.
– Чем зарядил?
– Шарик там. Чтоб он не укатился, я его пыжом сверху закрепил, – со знанием дела пояснил Толясик.
– Каким еще пыжом? Где ты войлок-то взял? Пыжом! – Хмырь, передразнивая брата, заглянул в трубку, направив отверстие против солнца.
– Ватой забил, что ли?! – спросил он, разглядев в темноте ствола белое пятно.
– Что тебе не нравится?! – вспылил Толясик. – Не хочешь – не стреляй! Я сам стрельну!
– Ладно! Пойдем, по щиту пальнем! – Колька шагнул в сторону выхода с территории пляжа, где стоял фанерный щит с правилами купания. Максим и Толясик, одеваясь на ходу, потянулись за ним.
Не доходя до щита пяти метров, Хмырь прицелился в центр плаката, затянулся и поднес ярко пылающий окурок к прорези в трубке. Выстрел прогремел неожиданно. Дружно воспламенившиеся в канале ствола головки спичек с грохотом выдали сноп пламени и с огромной скоростью выплюнули из трубки запыженный Толясиком в ствол металлический шарик вместе с лохмотьями горящей ваты. Звука треснувшей фанеры они не услышали, но, дружно подбежав вплотную к щиту, увидели результат стрельбы в виде конкретного круглого отверстия с торчащими осколками щепы.
